Алена ни о чем не спросила.
Фатех добрался к указанному Фофой месту и сунул взрывчатку за стойку.
Снизу, от рудничного двора, доносились голоса шахтеров:
— Вода будто прибывает!
— Тут завсегда как в чертовом болоте!
— Не можешь рогатого не вспомнить!
— Керенский, говорят, в бабью одежду обрядился, когда из Петрограда бежал!
— Страх — он и в нужник загонит. А-а-эй! Там, наверху, гляди под ноги — порода летит!..
Голоса становились громче.
Фатех прижался к стойке: ему не хотелось здесь встречаться с шахтерами.
В рудничном дворе все как обычно: кто стоял, ожидая напарника, чтоб идти к лаве, кто перематывал портянки, а кто просто отдыхал после трудного пути, примостившись под креплением. Пахло ржавчиной и подземельем. Капало с кровли. Вблизи ствола тянуло сырым сквозняком. Лампы мигали робкими морковного цвета огоньками.
Фатех остановился возле военнопленных. С ними было спокойнее: они не спросят, почему опоздал, пошутят, но не обмолвятся при этом о еде, о которой и вспоминать больно, потому что жизнь стала беспросветно голодна. На Фатеха они смотрели как на своего, такого же мученика из далекой страны.
— Цо, пан, маешь гузиков? — услышал он голос поляка Кодинского.
Это тоже было обычным: после спуска в шахту поляк всегда шутливо спрашивал, целы ли на их спецовках пуговицы.
— Пан управляющий име гузик!
— Пан управляющий име пузо!
— Име, име, а Штепан ничего не име…
Фатех видел, как чех Мирослав Штепан гладил запавший живот и грустно качал головой. «Они не любят Фофу. Скорпион не любит птицу, а шакал ненавидит орла. У одного свой закон, у другого свой, а третьему закону — не бывать…»
Резкий свист заставил Фатеха вздрогнуть: так обычно свистели в лаве или штреке, когда собирались рвать бурки.
— Кто приедет? — живо спросил Кодинский.
— Архангел Михаил в гости! — вскричал Петров. — Ложись! Рванет сейчас!.. Ложись, туды его маму! — он толкнул вниз растерянно оглядывающегося Фатеха.
— Ля иль лога… — прошептал Фатех, прижимаясь к влажной и холодной почве.
Голоса смолкли. Слышно было, как кто-то покряхтывает рядом и стучит на дальнем рельсовом плече вагонетка.
А потом с той стороны, откуда донесся свист, послышались неясный шум и голоса.
Петров поднял голову:
— Никак побаловал кто?..
Голоса приближались:
— Моя видел! Моя все видел!..
— Я не имею отношения!..
— Ничего не знаем!
— Я тоже заметил горящий шнур…
— Кто палил? Моя все видел! Люди недалеко! Калечить мог люди!..
Петров прислушался:
— Никак Алимов шумит…
Вскоре показался Алимов. Он тянул за руку упирающегося Фофу.
— Видал, — раздраженно кричал Алимов, — взрывчатку ложил, хотел ствол — б-бах! А шахтер дохни шахта!