В начале марта 1942 года на Большом Куяльнике Васин со своей группой партизан нашел щель во двор какого-то человека (память не сохранила его фамилию). Он дал нам мешок муки и обещал познакомить с жителем этого же села неким Козой, у которого имеются кое-какие запасы.
Васин передал с этим человеком записку Козе, с просьбой принести немного продуктов.
— Коза… Кто же он? — пытался вспомнить Иван Никитович. — Дмитро, обратился он к Вериге. — Кто он, не помнишь? О, так это же Иванов Василий Иванович! — радостно воскликнул он. — Козою его прозвали за характер. Это наш человек! В девятнадцатом году мы партизанили вместе. Он поможет нам обязательно.
Люди радовались предстоящей встрече с Василием Ивановичем Ивановым и тому, что можно будет через него наладить оборванную оккупантами связь с населением.
На следующую ночь Васин с товарищами, полный надежды, пошел к условленному месту встречи, но там вместо Иванова увидел наглухо заваленную щель, а в глубине штрека, на большом камне белевшую бумажку. Развернув ее, он прочитал: «У Козы для волков сена нет».
Эта дерзость возмутила нас.
— Ну и погань! — ругал Козу Иван Никитович. — Неужели он забыл, что только советская власть сделала его человеком. До революции он батрачил у помещика Сухомлинова, кроме цепей ничего не имел.
Васин злился не менее Ивана Никитовича. Бегая по забою из угла в угол, потрясая кулаком, он грозил:
— Повешу этого Козу в назидание всем гитлеровским прихлебателям. Не я буду, если мы не найдем ход прямо к нему в хату.
— А его хата в скале, — подсказал Иван Никитович.
Решив расправиться с Козой, партизаны принялись за поиски ходов к хате Иванова. Перелезая завалы, разбирая заложенные бутом штреки и штольни, мы, словно кроты, подбирались к месту предполагаемого жилья. Возле одной из перемычек, отделявшей штольню от бокового штрека, почудились чьи-то легкие шаги. Прислушались. Вокруг нас — гробовая тишина.
— Показалось! Разбирай! — подал команду Васин. — Хата должна быть здесь.
Вынув из перемычки несколько камней, Даня втянул в себя воздух, шепотом сообщил:
— Здесь кто-то есть. Пахнет дымом махорки.
В это время из темноты раздался окрик:
— Кто там лезет? Стой!
— Свои… — ответил Иван Никитович.
— Кто свои? — уже строже спросил тот же голос, по-видимому, принадлежавший пожилому человеку.
— Клименко Иван из Нерубайска, — пояснил Иван Никитович.
— А-а! — раздалось восклицание.
— Это нерубайские партизаны, — подсказал за стеной юношеский голос.
— Заходи один, — строго распорядился первый.
Васин пролез в щель и ушел куда-то с неизвестными. Вернулся скоро улыбающийся и довольный.