Мальчишка понял такую ненависть, когда, подойдя поближе, увидел, как по пушистому меху текут струйки крови. Волки тоже оказались отнюдь не безобидными мальчиками для битья. Что они там натворили под богатой, сейчас во многих местах слипшейся от крови, шубой было не разглядеть, но видно раны были серьезным, так как глаза у росомахи уже были поддернуты смертной пленкой и только неукротимая ярость не давала разжаться насмерть сжавшимся клыкам. Видно росомаха считала, что смерть ее не за горами и решила уйти с честью, забрав с собой всех противников. Мальчишка уважительно поцокал языком, такое мужество требовало уважения.
Со вторым волком он расправился с помощью топора. Пользуясь тем, что тот стоял в удобной позе и фактически не мог ни удрать, ни пошевелить толком головой, он зашел волку за спину и, примерившись, со всех своих мальчишеских сил тюкнул зверя обухом топора в затылок. Удар произвел впечатление взрыва. Подстегнутый смертельной опасностью организм волка видимо призвал последние оставшиеся силы и он, разворачиваясь в прыжке против новой опасности, зло рыкнул и мотнул головой, уже не обращая внимания на пронзительную боль, терзавшую его нос. Росомаха, не ожидавшая такой подлости, слетела с морды волка, словно половая тряпка, правда ободрав напоследок все, что можно. А мальчишка, запаниковав, стал наотмашь бить по оскалившейся морде топором. В этот момент были сразу позабыты все тренировки по владению оружием. Он как обычный крестьянин просто и размашисто бил, стараясь делать это как можно быстрее, чтобы не подпустить к себе смерть в волчьем обличье. Разом хлынувший в кровь адреналин придал рукам невероятную силу и мальчишка, с одной стороны сжав зубы в молчаливой кровожадности, и что скрывать – в панике, овладевшей всем его существом, яростно отмахивался от оскаленной пасти, а с другой отстраненно смотрел, как вылетают из пасти выбитые клыки, как из вмятин на черепе лезут белые осколки кости, тут же окрашиваясь красным и как резко заполняются кровью вмятины на черепе, и все бил и бил в эту враз ставшую ненавистной морду. Мальчишка и сам не ожидал от себя такой вспышки свирепости. То ли боязнь за свою только недавно начавшуюся молодую жизнь, то ли и в правду в нем проснулись какие-то древние инстинкты, но он уже без страха смотрел на то кровавое месиво, в которое превратилась голова зверя. Прошли какие-то мгновения, растянувшиеся для мальчишки в череду бестолковых, но яростных ударов топором. Волк стоял, покачиваясь на дрожащих лапах и кажется уже ничего не соображал. Да и трудно было соображать головой, из которой наружу лезли мозги вперемешку с обломками черепа, один глаз, выбитый ударом топора, просто повис на какой-то тонкой нити, а вместо второго была хорошая такая вмятина, заполненная кровавой кашей. Мальчишка решительно подошел к зверю и пнул его ногой, тот послушно и безвольно завалился набок. Достать нож и перерезать волку горло оказалось неожиданно легко. А затем мальчишку настиг откат. Всем телом неожиданно завладела слабость, ноги перестали держать, и мальчишка мягко опустился на землю прямо там, где стоял. Он бездумно смотрел на труп врага, но в голове не было ни одной мысли. Мозг, подвергшийся экстремальной обстановке, отключился на перезагрузку. Продлилось это минут пять, по истечению которых бессмысленно смотрящие в никуда глаза стали принимать осмысленное выражение и в голове наконец тяжело зашевелились мысли. Он встал, несколько раз присел, согнулся и разогнулся, разгоняя кровь и оглядел место побоища. Росомаха лежала окровавленной тряпкой и наверно была при последнем издыхании. Во всяком случае никак не отреагировала на появление нового участника схватки. Он подошел к трупу первого волка. Надо было снимать шкуры, пока тела не закоченели. Перед тем, как приняться за дело оглядел место битвы и усмехнулся: «Это я удачно зашел».