Маша, перестав плакать, забралась на меня верхом.
— Держись крепче, — сказал я. И мы галопом дали два круга по квартире. Машка визжала. На кухне я встал на дыбы, поймал падающую девочку. Налил воды из фильтра и протянул ей стакан.
— Попей, пожалуйста.
Маша попила, икнула, снова попила. Я сел за стол, посадил ее на колени, вытер не успевшие высохнуть слезы, и сказал:
— Ну, что за фигня с этими айфонами. Рассказывай.
Оказалось, что во время урока физкультуры, когда все вещи оставались в классе, у Маши пропал айфон. На перемене она полезла по портфелям искать, кто взял. Ее за этим занятием и засекли. А так как у Иры Белявской тоже в этот же день пропал айфон (в классе было только два айфона), то обвинили в этом Машку.
И поэтому меня на завтра вызывают в школу. Разбираться.
— Фигня, — махнул рукой я, — если бы у тебя нашли чужой айфон, а так у тебя украли, у девочки этой украли. Ты ни при чем. Разберемся.
— Я им это же и сказала, они не верят, говорят: «воровка».
— Плюнь, Маш. Я схожу в школу, и все будет нормально.
В школе царил театр абсурда. Машку действительно обвинили в том, что она сперла телефон. Требовали, чтобы вернула, или чтобы я компенсировал потерю. Маразм!
А вот в то, что пропал и ее собственный, нам не особо поверили.
Машка, боясь, что украдут, никому свой айфон не показывала и доставала только где-нибудь в укромном уголке. Никто и не знал, что у нее он был. Конспиратор, блин. Однако незадача, сперли все равно.
В общем, была война, но мне удалось отбиться от обвинений этой учительско-родительской своры, и поле боя мы покинули с высоко поднятыми головами.
Сразу же из школы пошли и купили новый. Тут уж было дело принципа.
Вечером позвонила тетка из опеки и сказала, что хочет нас навестить. Мы договорились на завтра, на время, когда Маша вернется из школы. Я объяснил, как добраться, мог бы, конечно, предложить встретить у метро, но мне было лень.
До прихода опекунши я покормил Машку обедом в кафе под домом, сам есть еще не хотел. Мы купили торт и стали ждать инспекции.
— Как в школе? С айфоном больше не приставали? — спросил я, положив перед Машей гроздь винограда.
— Не, — лаконично ответил она.
— Как Ира Белявская? Злится на тебя?
— Не знаю, — Маша пожала плечами. — Я с ней не говорю.
— А с другими девочками? Ты совсем ни с кем не дружишь?
Маша выплюнула косточки, но промолчала, снова пожав плечами.
— А мальчики? — автоматически спросил я, в общем-то, понимая бессмысленность вопроса. Мала еще.
— Мальчишки просто дураки, сиротинушкой дразнят.
— Так ты и есть сиротинушка, чего обижаться-то? — засмеялся я.