А мысли все возвращали и возвращали ее в прошлое. Были и нелегкие минуты в их жизни. Вспоминались болезни детей, ее болезни. Однажды Ирину прихватил аппендицит. А дело зимой было. Разыгрался буран, все дороги замело. Василий взял колесный трактор и повез ее в поселок. Скорая помощь их на полпути встретила, застряла она в снегу. Довезли до больницы, успели.
А когда дети школу заканчивали, он с ними больше всех занимался, чтобы они дальше учиться пошли. И дети все выучились, семьи у них хорошие, живут дружно.
— И вот я, как непомнящая былого, должна теперь отдать его в какое-то рабство. Да в жисть не бывать этому! — Твердо решила она.
Проснулся ее Василий. Вид у него был неважный, но глаза смотрели с тревогой на нее. Он ждал, что она сейчас скажет. Но Ирина начала что-то делать у плиты, не рассказывая ему о встречи с незнакомцем.
— Молчит, — подумал он с какой-то отрешенной грустью, — уговорил, значит, мою подругу жизни, утром заберут куда-то.
Он вышел на улицу, прошел в сад. Многое тут сделано его руками, но что-то уже переделали дети и жена. Он заметил, что где-то надо было бы доски подкрасить, там заменить прогнившую тесину. Ему стало обидно за то, что он ничего этого еще утром не видел.
— Правильно она сделала, — сказал он вслух, — не жил я последние годы, а мучил всех.
Он подумал, что надо бы проститься с детьми и внуками, но тут же отогнал от себя эту мысль. В последнее время он даже толком не побеседовал ни с одним из них, нужны им теперь его прощения. И эти мысли, как тяжелый камень давили на сознание. Только сейчас до него со всей очевидностью дошло, что он сам еще при жизни превратился в ненужное существо. Не только дома, но и на улице, нормальные люди сторонятся таких, как он. Сколько раз им выговаривали, чтобы они, горькие пьяницы, убирались прочь. Не как людей их просили уйти, а как скотину какую-то неприятную. Он сел на лавочку и обхватил голову руками.
— Вася, — раздался голос жены, — иди на ужин.
Он хотел отказаться, но не стал этого делать, поднялся и побрел к дому.
— Поем в последний раз ее блинчиков, — подумал он с грустью, — она у меня хорошо их печет.
Ужинали молча. Говорить ни ему, ни ей не хотелось. Да и о чем говорить, когда и так все ясно. Перед сном он помялся у двери, хотел что-то спросить, но так и не решился.
— Ты чего хотел? — спросила она.
— Да так, но это не важно.
— Говори, чего там, не стесняйся.
— Рубашку я хотел другую надеть, эта грязная уже. Штаны тоже не мешало бы заменить, они не чище рубашки.
— Хорошо, Вася, к утру все у тебя будет, а сейчас ложись спать.