Особую остроту праздничной культуре Флоренции придавало присутствие множества людей с творческим воображением, которым нравилось смело объединять идеи, почерпнутые из разных областей. На узких улочках красильщики тканей работали по соседству с золотобитами, а те — по соседству с изготовителями линз. Делая посреди дня перерыв, они вместе шли на ближайшую площадь и оживленно толковали между собой. В мастерской Поллайоло изучали анатомию, чтобы молодые скульпторы и живописцы лучше понимали, как устроено человеческое тело. Художники осваивали понятие перспективы и наблюдали, как свет, падающий под разными углами, создает ощущение глубины при помощи тени. От такой культуры выигрывали прежде всего те, кто овладевал разными дисциплинами и умело их объединял.
На Леонардо в юности оказало большое влияние наследие двух многогранных эрудитов. Первым был Филиппо Брунеллески (1377–1446), создатель монументального купола флорентийского собора Санта-Мария-дель-Фьоре. Как и Леонардо, он был сыном нотариуса. Но, мечтая о творческой профессии, он начал учиться на золотых дел мастера. К счастью для юноши с весьма разносторонними интересами, златокузнецы наряду с другими ремесленниками являлись членами гильдии шелкоткачей и шелкоторговцев (Arte della Seta), куда входили еще и скульпторы. Вскоре Брунеллески увлекся архитектурой и отправился в Рим изучать античные руины в компании своего друга Донателло, другого флорентийского ювелира, который позже прославился как скульптор. Они измеряли купол Пантеона, осматривали другие знаменитые здания, читали сочинения древних римлян, среди которых их особенно привлекал трактат Витрувия De architectura, восхвалявший классические пропорции. Их увлечения явились примером тех междисциплинарных интересов и того возрождения классических знаний, которые определяли характер раннего Ренессанса.
Чтобы построить купол собора — самоподдерживающуюся конструкцию из почти четырех миллионов кирпичей, которая и поныне остается самым большим в мире куполом, возведенным методом ручной кладки, — Брунеллески потребовалось произвести сложные математические расчеты и придумать целую систему лебедок и прочих инженерных приспособлений. Творческие силы, бурлившие в ту пору во Флоренции, были столь многолики, что некоторые из этих строительных подъемников позже использовались для великолепных театральных представлений, какие заказывал Лоренцо Медичи: там они переносили по воздуху летающих персонажей или перемещали декорации[59].
Еще Брунеллески заново открыл и значительно усовершенствовал классические представления о зрительной перспективе, которая была начисто забыта в искусстве Средневековья. Он даже провел эксперимент, в чем-то предвосхитивший позднейшие опыты Леонардо. На деревянной доске он изобразил ведуту (вид) флорентийского баптистерия, стоявшего напротив собора. Провертев в доске дырочку, Брунеллески становился лицом к баптистерию и прикладывал картину оборотной стороной к глазу. Затем брал зеркало и держал его на расстоянии вытянутой руки, так чтобы в зеркале отражалась картина. Меняя угол, он сравнивал отражение картины с настоящим баптистерием. Задача живописи, воспроизводящей действительность, считал Брунеллески, состоит в том, чтобы передавать трехмерные предметы на плоскости. При помощи фокуса с зеркалом и картиной Брунеллески показывал, что параллельные линии как будто сходятся в одной точке, исчезающей вдали. Сформулированные им принципы линейной перспективы изменили искусство, а заодно повлияли на изучение оптики, на зодческие приемы и даже на применение евклидовой геометрии