«Твой…» — вглядываясь в лицо склонившегося к нему мужчины, Амани невесомым движением очертил линию его лба, затем зарывшись пальцами в свободно спадающие волосы. Рука скользнула ниже, по шее, легла на грудь, ловя ритмичное биение, и снова устремилась вверх, самыми кончиками ногтей, подушечкой обводя широкую дугу брови, скулу, а затем по краю бородки, так и не решившись коснуться губ. Вместо того, юноша тихонько усмехнулся:
— Я слышал, как говорят, что нас связали звезды…
Амир слегка нахмурился:
— Я верю в это! — совершенно серьезно признал мужчина. — Но если хочешь, когда вернусь, достану таблицы, и вместе проследим небесные пути?
— Нет, не нужно, — Амани решительно качнул головой, бездумно поглаживая метку затянувшейся раны от клинка Джавдата на его плече. — Я хочу думать, что все решения были только моими!
— Я тоже, Нари! Я тоже…
Тремя тугими струнами золотоголосого тара — страсть, нежность и любовь переплелись в чарующей мелодии ночи, а на рассвете князь Мансуры отбыл, чтобы начать переговоры о будущем возможном союзе, оставив сонного возлюбленного грезить наяву с алеющей улыбкой счастья на губах.
* * *
Разлука для любви, — что ветер для огня: гасит слабую, а большую раздувает еще сильнее. Любовь… — кутаясь от гуляющего меж зубцами башни ветра в черный шелк абайи, которую без всяких угрызений опять «позаимствовал» у отсутствующего владельца, — Аман про себя повторил это слово и понял, что в нем нет ничего страшного.
И уж конечно оно не обдерет язык и губы, если произнести его вслух! А вот думать о том, что же вынудило его все-таки признать давно очевидное, — страшно по-настоящему было, и совладать с собою пока что получалось плохо.
Поначалу расставание его не слишком опечалило: венец правителя нелегок, а Амир князь. Разумеется, у него полно важных забот помимо личных, да и он сам давно уже не мальчик для постели, так что не могут же они там проводить все время, как бы это не было увлекательно! И Амани сполна воспользовался предоставленной возможностью показать всем, что не зависимо от того, близко Амир или далеко, — он намерен принимать в жизни Мансуры самое активное участие, к тому же на первых ролях.
Это был тяжкий труд, требующий постоянного внимания и усилий, но работал он как всегда упорно, рассудив что для его целей людям мало будет видеть к нему доверие Амира. Они должны доверять ему сами, без такого влиятельного посредника, и если получилось добиться этого от Кадера и Сахара например, то следует не останавливаться на достигнутом.
Стараясь все время держаться на виду и ловить мельчайшие детали, Амани очутился в родной для себя стихии, а ответный пристальный интерес только подстегивал азарт, который превосходно помогал справиться с тоской. Он даже танцевал для всех несколько раз — испытанное средство снять собственное напряжение, и самое надежное его оружие! Как ни странно, его союзником оказался не кто иной, как Седой Фархад, помогая понемногу собирать в своих пальцах невидимые нити к душам тех, кого Ас-саталь желал покорить. Однако время шло, миновал самый долгий срок, назначенный Амиром для возвращения…