Бенедикт Осборн поднялся и направился к электронному чайнику. Щелкнув кнопкой выключателя, еще какое-то время молчал, а потом, встретившись со мной взглядом, выдал то, на что я рассчитывала:
– Мы можем обойтись без интима. Это было бы лучшим вариантом.
– То есть?.. – подбодрила его я.
– Всего-то и нужно, что изображать влюбленную пару на публике. Вот и все.
– И все? – истерический смешок все-таки вырвался наружу. – Хочу послушать, как вы это себе представляете. В смысле, нас с вами.
– Не понимаю. Что именно вам объяснить? Вы не знаете, как ведут себя влюбленные?
Все, улыбка растеклась по моим губам. Ну, ей-богу, как тут удержаться?
– Я-то как раз знаю, мистер Осборн. А вы? Допустим, я соглашусь на эту сделку века, и? Как вы это видете?
– Ну, стадию ухаживаний мы уже прошли… – задумался он.
Я фыркнула.
– Да, я чуть не умерла от отека. Так за мной точно еще никто не ухаживал.
Презрительный взгляд сопровождался щелчком чайника. Он закипел.
Осборн отвернулся и принялся с ленивой грацией заваривать нам чай. Потянулся вверх, вынул чашки, поставил перед собой. Аккуратно расстегнул пуговки рубашки, подвернул рукава, открывая запястья. Отклонился чуть в сторону и, приоткрыв очередной шкафчик, достал коробочку с пакетиками… Его точеный профиль выражал полнейшее спокойствие, тонкие длинные пальцы были неторопливы, каждое действие казалось четко выверенным и невероятно притягательным. Он напоминал мне ассистента фокусника, призванного отвлекать зрителя от основного действия на представлении…
– Маргарет, – его мягкий бархатный голос разрезал тишину, заставив меня вздрогнуть, – вы пьете чай с сахаром?
– Да. Я… Три ложки.
– Три? – Блондинистые брови чуть приподнялись. – Уверены?
– Три.
Он кивнул, потянулся за сахарницей…
– Я пью чай без сахара, – сообщил, чуть обернувшись. – С молоком. Не люблю сладкое. Не люблю беспорядок. Не люблю тратить время на глупости…
– Ухаживать за девушкой – это глупости?
– Так и есть.
– Но как тогда вы… Ну-у… У вас что же, не было женщин?
Наши взгляды встретились. Мистер Осборн смотрел на меня, как на невиданную зверушку, а я старалась скрыть жалость. В тот момент Беня представился мне таким себе тридцатипятилетним брюзжащим холостяком с кучей кошек в постели. Он обкладывался ими на ночь и рассказывал истории про жутких людишек, окружавших его целый день. И коты морщили носики, прижимаясь ближе…
– Маргарет, – разрушил воображаемую картинку Осборн, – мне не нравится ход ваших мыслей. И эта жуткая улыбка на распухших губах.
Настроение тут же улетучилось, как и жалость к наглому кретину.