– И какую цель, по-твоему, преследует Репин?
– Пока не знаю, но явно не разоблачение несуществующего заговора в КГБ. Зачем Репину мутить воду в собственном пруду?
– То есть правду озвучить ты еще не готов, понятно. – Варвара вздохнула. – Какой ты осторожный.
– Я привык опираться на факты, а не на домыслы и пересказы якобы вещих снов.
– Я уверена, ты поймешь, в чем подвох, когда изучишь документы полностью.
– Удивительно. Ты говоришь ровно как майор. Он тоже убежден, что полная картина откроет мне глаза на что-то очень важное для государственной безопасности.
– Я говорю о подвохе. И даю тебе действительно полную картину. С двух сторон.
– С каких еще двух сторон?
– В этом телефоне есть снимки немецкого документа. Взгляни на них. Надеюсь, ты справишься с переводом.
После него у тебя точно не останется сомнений. Только не беги прямиком к Андрею Михайловичу.
– Сначала позвонить тебе? В какую игру ты играешь на самом деле? Чего хочешь добиться реально?
– Скоро поймешь. В немецком документе, кстати, сказано, что «неубиваемые», как ты выразился, немцы жили на самом деле всего несколько месяцев, а потом увядали и высыхали, словно сорванные эдельвейсы. Красиво сказано, правда? Давай, Зимин, просвещайся дальше. Целую тебя в умную макушку.
Ноябрь 1944 года, Восточная Пруссия
«…1 ноября. Ночи стали заметно холоднее. Только что пришел с позиций и попытался ненадолго уснуть. Как долго я спал – не знаю. Меня разбудил винтовочный огонь. Сразу же вскочил и пошел наверх. Вдруг все сразу стихло. Я устало опять спустился в подвал с надеждой, что в эту ночь больше не будет никаких сюрпризов. Снова шаги на лестнице. Я схватился за пистолет. В двери стояли два моих солдата. Один из них едва держался на ногах. Даже в слабом свете фонаря я видел рану на левой стороне его головы. Его трясло. Я встал и усадил его на свой стул.
– Что случилось?
Второй ответил:
– На нас напала штурмовая группа. Я как раз вылез из окопа, и тут атаковали русские. Они уже давно, наверное, лежали у наших траншей. Все было бесшумно. Его, – показал на своего товарища, – они ударили по голове и потащили с собой.
– А как оказалось, что он сейчас здесь?
– Дозорный слева от нас услышал шум и выстрелил в темноту. Наверное, он в кого-то попал, потому что раненый в возникшей суматохе смог вырваться и убежать.
Раненый сидел, дрожа, на стуле. Глаза его блестели, подбородок двигался. Он хотел говорить, но не мог выдавить из себя ни слова.
– Тревога! Обыщем поле.
Вчетвером мы прошли вдоль фронта роты – от ячейки к ячейке. Солдаты были встревожены стрельбой. Я внимательно рассмотрел ячейку, на которую было совершено нападение. На дне лежал шлем раненого. Он его снял, чтобы лучше слышать, и это едва не стоило ему жизни.