Жоэль ещё раз молча оглядел соперника. Он простил Камилю свою боль и свою потерю. Но простить смерть Мари и надругательство над ней — не мог, ибо это лежало вне его воли. Это пусть ему простит Бог.
Торопливо ушёл, несколько дней провёл как в забытьи, жалобно, почти слёзно вымаливая у Господа сил, сна, покоя, забвения. И Бог сжалился. Прошлое сначала помутнело в памяти, потом стало погасать, и наконец Жоэль обрёл странное свойство, которое потом всю жизнь изумляло его самого.
Он жил теперь только днём нынешним, прошлое исчезало, едва часы отбивали полночь, он не знал ни ностальгии, ни печали по уходящим дням. Наследник знатнейшего рода, он знал, что никогда не будет нуждаться — и не утруждал себя заботой о дне завтрашнем.
Жоэль уехал на родину, побывал в Греции, через год вступил в монашеское общество иезуитов, почти восемь лет прожил в Италии, однако, затем по делам общества был направлен в Париж.
Здесь он не искал Камиля д'Авранжа, но столкнулся с ним в первый же день по приезде. Был изумлён. Бывший сокурсник сильно постарел и погрубел, выглядел куда старше своих лет. Камиль почти демонстративно ускользал от бесед и уклонялся от объяснений, чем еще больше удивлял аббата, который и не думал преследовать д'Авранжа.
Между тем фамильные связи открыли аббату двери лучших домов, и вскоре он стал завсегдатаем салона маркизы де Граммон: особняк её был недалеко от его дома, хозяйка была особой зрелых лет, обстановка — уютной и спокойной, люди приходили солидные. Потом Сен-Северен с некоторым удивлением заметил, что обрекая себя на встречи с ненавистным соперником, туда весьма часто заходит и д'Авранж…
* * *
Сейчас Сен-Северен с тревогой подумал, что не может определить, что именно обеспокоило его. Неужели только порочная гримаса д'Авранжа? Он ничего не знал о том, как Камиль жил все эти годы, но полагал, что тот мало изменился.
Что сказал Камиль недавно в гостиной? «Мораль лишь измучила слабые и легковерные души, но не смогла удержать никого, увлечённого сильной страстью…» Что ж, страсть мсье д'Авранжа Жоэль уже видел. И, похоже, теперь эта страсть стала подлинно укоренившейся привычкой, а значит, управляла уже самим Камилем.
Улыбка д'Авранжа над гробом несла отпечаток застарелой порочности, Жоэль, священник, всегда старавшийся постичь движения душ человеческих, неоднократно встречал такую на лицах отъявленных распутников. К тому же Сен-Северен в обществе краем уха слышал молву, что д'Авранж слывёт человеком, которого разумная мать никогда не оставит наедине с неопытной дочерью. Это проронил в разговоре с ним самим Одилон де Витри, человек, в порядочности которого аббат не сомневался.