На кладбище Невинных (Михайлова) - страница 4

Сейчас д'Авранж, едва кивнув аббату, торопливо прошёл к окну, но тут же обернулся на шум у дверей.

Там, загородив собой весь дверной проём, появился Тибальдо ди Гримальди, пятидесятилетний итальянец с оливковой кожей и упадочными чертами благообразного породистого лица. Богатейший банкир, коллекционер редких книг и антиквариата, он напоминал римлянина нероновых времён, и ему пошли бы алая тога и лавровый венок вокруг всё более лысеющей головы. Обожаемый маркизой за выдающееся понимание искусства, он был также известен своими мистическими увлечениями и славился как дегустатор и ценитель редких дорогих вин.

— Что я вижу, мадам! — восхищённо подняв брови, проронил банкир. — Вы приобрели новую мебель? У Дюфренэ, как я понимаю? Просто очаровательно!

Аббат Жоэль, стряхнув с себя дремоту, тоже торопливо проговорил следом за банкиром несколько дежурных восторженных слов, мысленно костеря себя за то, что сразу по приходе не обратил внимания на смену обстановки. Камиль д'Авранж, подойдя к банкиру и приветствуя его, любезно заметил маркизе, что мебель госпожи Дюдефан и сравниться не может с этой прелестью.

Маркиза польщённо улыбнулась: новая мебель была её гордостью.

Аббат же бросил короткий взгляд на лицо Камиля д'Авранжа, стоявшего прямо перед ним, и удивился: глаза графа, окружённые болезненной тенью, хоть на них и не падал свет, тускло светились, подобно болотным гнилушкам. Жоэль подумал, что устал сегодня, и ему мерещится, но, бросив на его сиятельство ещё один взгляд и увидев всё то же пугающее свечение, поспешил отвернуться, обратив взор на Гримальди.

А вот мадам де Граммон неожиданно отметила, что, стоило графу д'Авранжу оказаться рядом с отцом Жоэлем, как бледно-зеленоватая кожа его сиятельства странно подчеркнула белизну лица и чистоту румянца аббата, а благородная правильность черт де Сен-Северена неожиданно резко выделила узость лба, кривизну носа и длинный подбородок графа д'Авранжа. «А ведь племянничек-то Жюль прав. Действительно, на горгулью похож», — пронеслось в голове маркизы. «Ох, и урод…» Так мадам де Граммон неожиданно для самой себя постигла принцип контраста святого Джованни Бонавентуры, едва ли зная что-либо не только об учении, но и существовании сего великого мужа.

Гримальди посетовал, что накануне убил вечер в «Комеди Франсез», и между ним, Камилем д'Авранжем и маркизой завязался разговор о дебюте нового трагика Лёкена, который отказался от напыщенной декламации, заговорил на сцене простым языком, и требовал исторической точности театрального костюма.