Она, помнится, внимательно слушала, улыбалась, кивая красивой головкой. Незаметно подошли Робер де Шерубен и Камиль д'Авранж. Она же, не обратив на них никакого внимания, всё смотрела на него и наконец сказала, что ревнует к Господу, который забирает себе самое лучшее. Он снова смутился, а она подала руку Роберу де Шерубену. Камиль тогда, помнится, зло проронил, что слугам Всевышнего не место на балах.
Почему Камиль разозлился? Ведь он просто пришёл на встречу с Кастаньяком.
… А вторая встреча была в гостиной маркизы де Граммон. Розалин пришла с матерью. Д'Авранж тогда приветствовал её весьма любезно, но она, едва взглянув на Камиля, торопливо подошла к нему. Что она сказала тогда? А! Что видела в Шуази, в одном из залов, портрет шестнадцатого века — человек в красном, у него та же фамилия, что и у него, Жоэля. Он ответил, что это, наверное, Галеаццо, великий скудьеро Франции, один из его весьма дальних родственников, женатый на Бьянке Франческе Сфорца, и пошутил, что вообще-то многие французы уверены, что все итальянцы на одно лицо. Она, зля Камиля д'Авранжа, ответила, что его лицо совсем не похоже на итальянские лица, они с матерью были в Риме и Милане, но ничего похожего там не видели. Он отшутился, в этом ничего удивительного, их род — неаполитанский. Она улыбнулась и попросила разрешение взять его в духовники. Он не отказал.
Но что нашёл в их пустом салонном разговоре Камиль д'Авранж? Лицо его исказилось тогда злобой. Почему?
В этот вечер аббат рано лёг, и, несмотря на все недоумения и горечь, которые всколыхнула в нём беседа с д'Авранжем, спал, как убитый, без снов и искушений.
Наутро снова зарядил дождь, Полуночник куда-то исчез, Жоэль хотел было провести день с книгой, но тут принесли приглашение от маркизы де Граммон, и аббат решил пойти, тем более что рассчитывал прояснить кое-что, чего не сумел понять в прошлый раз. Велел запрягать и вскоре был на площади Святого Людовика. Здесь его экипажу пришлось несколько минут подождать, пока свою карету покинет графиня де Верней. Старуха долго ругала служанку: та неосмотрительно выпустила её любимого пёсика из корзины, и Монамур перепачкал себе лапки в луже. Тут мадам Анриетт заметила Жоэля и поманила к себе. Аббат подошёл к ней и услышал:
— Пока мы не в толпе. Вы кажетесь мне весьма разумным человеком, Сансеверино. В прошлый раз мне померещилось, — старуха впилась в него глазами, — что у дорогуши Присиль… сильно смердело.
— Вы сказали, что это был запах серы.
— А… вы расслышали. Ну, а сами-то? — твёрдый взгляд старухи упёрся в глаза аббата.