В 6.30 - завтрак. Под открытым небом, во дворе, за грубым, из неструганых досок столом.
- Рота-аа, сесть! Начинай!
- Рота-аа, встать! Выходи-и!
После завтрака старшина Финяк выстраивает нас во дворе.
- Р-равняйсь!
Он неторопливо проходит вдоль строя, щурит узкий маленький глаз, смотрит, хорошо ли стоим, добродушно тычет пальцем в живот зазевавшегося бойца.
- Равняйся, равняйся, - шепчет ему. И вдруг рявкает трубно, лихо - так, что у всех в ушах звенит: - Смир-рррр-на! - Опять тихо: - Отставить. - И ещё раз: - Смир-рна!
Старшина у нас из тех, о ком ходят по армии анекдоты. В столовой он сокрушённо вздыхает: «Зажрались, сволочи, лавровый лист не едят!» В казарме перед вечерней поверкой может гаркнуть: «Красноармеец Пётров, что читаешь?» - «Роман Гончарова «Обломов», товарищ старшина!» - «Ну вот... Читать читаешь, а в жизнь не претворяешь...»
Финяк - круглый, пшеничный, как только что выпеченный деревенский хлеб. Пшеничные усы, присыпанные мучицей, мохнатые брови. Возле глаз, как пшеничные остья, морщины. Пшеничного цвета кудри из-под лакированного козырька фуражки. Взгляд рассеянный и как будто в сторону. Но он очень обманчив, этот рассеянный взгляд. На самом деле он всё замечает, наш старшина. Как будто рассматривает и нас, стоящих возле него рядом, и лес за Казачьим бугром в фантастическую стереотрубу: «Видишь, вон на той берёзе комар левой ногой чешет правую ногу?»
Ни один промах, ни одно неуставное движение не укроется от острых, зорких глаз Финяка. Но не каждое лыко в строку. Бывает, увидит - и промолчит. В таком случае чувствуешь себя ещё виноватей. Уж лучше бы наказал тебя по всей строгости, что ли, справедливей бы было. Тогда можно и повторить озорство. А так уж стараешься избежать своей прежней промашки.
К нам, девчатам, Финяк благоволит. Он чаще, чем прочим, нам прощает - «бо девчат ки», «бо ще так нерозумни, як диты».
Кажется, можно вокруг пальца обвести Финяка.
Но не так-то прост наш старшина.
Как-то утром с грохотом, с дроботом тяжёлых кованых сапог мчимся по лестнице вниз, на завтрак, чтобы не опоздать. Женька быстро, в лад дроботу, подстукивает костяшками пальцев в дно котелка: «Спешите, девушки, на грозном поле боя красноармеец ранен молодой».
И вдруг позади суровый бас Финяка:
- А если он старый, тот раненый красноармеец, спешить не нужно?.. Да?..
Мы оглядываемся, пожимаем плечами. Он повторяет:
- А ежели он такой старый, как я, спешить не нужно? Так выходит, по-вашему? - И укоризненно усмехается: - Эх вы, тараканы!