– Добрый ты человек, собачий начальник, – покачал головой Темняк, – не убил, пожалел Ванойту.
– Надо ехать, – сказал Ведерников и дал овчаркам знак разворачиваться.
Ванюта махнул Коньку. Юноко легко подпрыгнул, и скоро его маленькая фигурка растворилась в пространстве тундры.
Собаки развернули аэронарты, и, прежде чем упряжка набрала скорость, Темняк крикнул старшине весело:
– Начальнику своему привет передай. И про мячик не забывай, про мячик. Помни: он как голова, круглый. И что если он мёртвый, ему не больно…
– Сам сдался, – доложил старшина Ведерников.
Полковник посмотрел на него недобро:
– То есть весь лагерь видел, как ты его доставил сюда?
– Не весь, – ответил Ведерников. – Старшина Кирюхин не видел. И… многие.
– Что ты сейчас сказал? – Лицо Телячелова покрылось сыпью – крупной, жёлтой, как зёрна жгучего стручкового перца. – «Многие»? Ты издеваешься надо мной, старшина? Ты оружие брал с собой?
– Так точно, – сказал Ведерников. – Не понадобилось, он сдался сам. Сопротивления не оказал, сдался.
– «Идиот» – знаешь такое слово? Или у вас там, откуда ты взялся, таких сложных понятий не проходили?
– Так точно, товарищ полковник, знаю такое слово, читал роман Достоевского «Идиот». Издание дореволюционное, с ятями, брал в районной библиотеке. Понравилось.
– С ятями, говоришь? Понравилось? – Телячелов приблизился к старшине вплотную и посмотрел вглубь его зрачков. Там клубилась лишь пыль мерячечная и таилось мало выраженное страдание. Но этого Телячелов не заметил. Он заметил лишь пустоту сквозную, куда и устремил свою ненависть. – Где он сейчас? – спросил замполит. – В карцере, знаю, – ответил он на свой же вопрос. – Убей! – приказал Телячелов старшине голосом писателя Эренбурга. – Или тебя убьют. Понял? – сказал Телячелов. – Или не понял, гадина?
Замполит дивизии не сдержался. Слово «гадина» было лишним.
– Авраамий, дорогой, почему? Я же тут тебе и футбол, я же тут тебе и «На дне» Горького, я же тут тебе и пианино привёз для музыки, через тундру на нартах из Салехарда ребята пёрли, и стол приготовил c раками – всё как ты любишь… Помнишь, как мы на Урале раками колхозниц пугали?.. Да, понятно, Лаврентий – мужик серьёзный… Есть такое… Да, понимаю… Как же, никель… руда… А помнишь, как ты, дорогой Авраамий Павлович, в Москве, на семнадцатом съезде партии Молотову в буфете сметаной на штаны капнул?.. Некогда говорить? Понимаю… Сам такой, киплю на работе… Москва?.. Да, понимаю… Москва она есть Москва, не наше северное болото… Ну как сможешь, так заезжай, ждём… Сколько уже не виделись? Год? Два? А помнишь, как на Магнитке Налбандова с навозом смешали? Он тогда не поверил, что мы харьковский рекорд перебьём. Некогда говорить?.. Понимаю. Лаврентий – мужик серьёзный. Да, до связи, пока, товарищ!..