То есть следует вывод: опасности подвергается весь наш советский Север, несмотря на поражение немцев на всех основных фронтах.
Медведев вызвал дежурного. Рожа была знакома, но с фамилией он был не в ладах.
– Захле́бушкин? Захлебу́шкин? Ударение на «е»? На «у»?
– Так точно, товарищ капитан!
– Что «так точно»? На что ударение?
– Как поставите, так и будет.
– Это правильно, товарищ Захлебушкин. Лейтенанта Индикоплова ко мне срочно.
– Умер, товарищ капитан. В камере нашли мёртвого.
– Как так мёртвого? Почему мёртвого?
– Сердечный приступ, лопнул сердечный нерв.
– Лопнул? А почему в камере? В камере, я спрашиваю, почему?!!
– Никак нет, товарищ капитан. Почему в камере, я не знаю.
– Кто в камеру его запер? Зачем?!!
– Сам он вроде туда зашёл, незапертый. Там и умер, лопнул сердечный нерв. Фельдшер знает, он ему анпутацию делал.
– «Анпутацию», говоришь, делал? – Начальник Ямальского райотдела Министерства госбезопасности вместо того, чтобы дать Захле́бушкину/Захлебу́шкину по хлебалу, хлопнул его дружески по плечу. – А кто в камере проживал, знаешь?
– Рыба там какая-то проживала. Ёрш.
– Ёрш. – Медведев кивнул и показал дежурившему на лампу, освещавшую служебное помещение. – Смотри туда, не моргай. На счёт «три» моргай… – И когда Захле́бушкин/Захлебу́шкин уставился глазами на электричество, саданул его кулаком в невидимое под форменным обмундированием солнечное сплетение.
А потом, когда поверженный мыкнул что-то на языке боли, лёжа между стульями на полу, запел на музыку Дунаевского слова Лебедева-Кумача:
Шагай вперёд, комсомольское племя,
Цвети и пой, чтоб улыбки цвели!
Мы покоряем пространство и время,
Мы – молодые хозяева земли…
Захлебушкин шевельнулся смирно, и капитан МГБ Медведев сказал ему, подняв палец вверх:
– Это тебе не ёрш. Это «комсомольское племя», как сказал Иосиф Виссарионович Сталин в «Приветствии ленинскому комсомолу», газета «Правда» от двадцать восьмого октября тысяча девятьсот двадцать восьмого года. Повтори, лёжа.
– Газета «Правда» от двадцать восьмого октября тысяча девятьсот двадцать восьмого года, – повторил Захлебушкин, лёжа.
– Умница, – сказал капитан Медведев, – понимаешь, когда хочешь понять. А теперь иди и доставь мне сюда лейтенанта Индикоплова. Мёртвого.
Царь и бог всея циркумполярной земли, командир дивизии НКВД особого назначения, Герой Советского Союза и Социалистического Труда, кавалер орденов Ленина и прочая, и прочая, начальник лагеря особого назначения генерал-лейтенант Тимофей Васильевич Дымобыков запил.
Бывало с ним такое и раньше, по причине и без причин, суровая обстановка обязывала, но на этот раз причина была болезненная. Иголка в сердце, которую вонзил в него Завенягин, отравила Тимофея Васильевича своей ядовитой ржавчиной, и было ему теперь наплевать и на футбольный матч, на ноги поднявший весь лагерь, и на областное начальство, долбившее его последние дни из-за этой чёртовой мандалады, и вообще наплевать на всё, что выходило за пределы пространства его личной поселковой жилплощади.