Мысль болью отдалась в сердце, подстегивая новую порцию слез. Словно в ответ на невысказанные вслух предположения, в тишине комнаты раздался скрип открываемой двери. Сердце застучало быстрее, разгоняя последние признаки сна. Я настороженно прислушалась к негромким шагам, а затем к шороху снимаемой одежды. Вскоре кровать заскрипела, приноравливаясь к тяжести мужского тела.
Я попыталась отодвинуться, но сделала это не слишком удачно, так как спина отозвалась порцией острой боли. Мне не удалось сдержать чуть слышный стон, который тут же привлек внимание Паука.
— Ты в порядке? — голос мужчины звучал напряженно.
— Все нормально, просто спина болит.
— Ложись на живот. Нужно сменить бинты и нанести мазь, — проговорил Паук, садясь на кровати.
Я хотела было возразить, но потом решила, что маньяк прав. Становиться беспомощной обузой не хотелось, тем более что боль и впрямь усиливалась. Не стоило так активно скакать со свежезашитой спиной. В комнате загорелся свет и я уткнулась лицом в подушку. Паук чем-то шуршал на другом краю комнаты. Послышался треск разрываемой упаковки, а затем звон стекла. Через несколько минут мужчина вернулся и кровать вновь зашаталась от его веса.
— Подними руки, — скомандовал он.
Горячие пальцы коснулись ребер и задрали футболку до самых плеч. Кожи коснулся прохладный воздух чердака, отчего я вздрогнула. Паук быстро развязал бинты на спине, с особой осторожностью отдирая нижний слой, приклеившийся к ранам. Было больно. Слезы вновь закапали на подушку, но мужчина этого видеть не мог.
— Прости меня, малышка, — тихий голос Паука разорвал тишину.
Мягкие ладони легко заскользили по спине, нанося холодящую мазь. От нее действительно становилось легче и боль начала уходить. Я сразу поняла, чему адресовано это «прости».
— Все в порядке, — прошептала я, не найдя других слов. — Это я не должна была говорить о твоем отце.
— Не в порядке, — возразил Паук, продолжая поглаживать спину. — Я… был неправ.
Признание звучало так дико, что я даже подумала на секунду, что это сон. Маньяк признал, что ошибался? Кажется, мир в эту секунду действительно может перевернуться. Надо было сказать что-то умное и подходящее, но Паук опередил меня.
— Ты единственный человек за последние двадцать лет, которого я могу назвать близким. И я боюсь тебя потерять.
В этих словах сквозила беззащитность, от которой хотелось плакать. Сегодняшний день и впрямь оказался богат на чудеса.
Я села в кровати, повернувшись лицом к Пауку. Мужчина выглядел устало. Сейчас на его лице не было масок, лишь чистые эмоции. Его признание всколыхнуло внутри то, что созрело уже давно. Я нуждалась в маньяке так же сильно, как и он во мне. И ощущение взаимности порождало невообразимое чувство облегчения, смешанное с эйфорией.