Но Миварш не спал. Озеро Равари его мало радовало, ему была безразлична его красота, но он думал о неких непристойных телах, которые всю вторую половину дня грелись в золотых солнечных лучах на берегу. Он спросил о них одну из ласточек царицы, но птичка посмеялась над ним и сказала, что это крокодилы, стражи озера, ручные и не опасные для благословенных, которые приходят сюда купаться.
– Но если в озеро полезет такой, как ты, они тебя одним глотком проглотят.
Это его очень огорчило. Душа его не находила покоя с того дня, как он покинул Бесовию, он всем сердцем желал вернуться домой, хотя его дом был ограблен и сожжен, а родичи скорее всего встретят его как врага. Еще он думал, что если Джасс и Брандок Дах улетят на гиппогрифе на ту холодную вершину, где страдают в плену души великих, он останется один и никогда не доберется в страну живых через холодные горы, мимо мантикор и крокодила, который живет возле Бхавинана.
Он пролежал без сна час или два, тихо всхлипывая, пока ровно в полночь в его мозгу не встали во всей огненной ясности слова царицы о том, что великий огонь желания согреет яйцо, и оно проклюнется, а тот, кто высидит его, оседлает скакуна, и гиппогриф понесет его в мечту души. Миварш встал, его руки стали влажными от страха и страсти. Ему казалось, что его желание сильнее стремлений остальных спящих. И он сказал сам себе:
– Я подойду, возьму яйцо у этого заморского дьявола и сам обниму его. Моей вины перед ним не будет, ибо разве она не сказала, что яйцо может оказаться гибельным? Ведь каждый гребет жар под свой пирог.
Миварш, крадучись, подошел к Джассу. Тот крепко спал, положив могучие руки на яйцо. Луч луны через окно осветил лицо Джасса, уподобив его лицу бога. Миварш наклонился и осторожно высвободил яйцо из его рук, беспрерывно бормоча молитвы. Крепкий сон Джасса унес его душу далеко от земли, от благословенного озера, в печальные высоты, где на замерзшей вершине Зоры одиноко и терпеливо ждал Голдри. Миварш взял яйцо и отнес его в свою постель. Яйцо было почти горячим и трещало в его объятиях, как будто его толкали изнутри.
Миварш заснул, крепко обнимая яйцо, как самое дорогое существо. Перед рассветом оно раскололось. Миварш проснулся и увидел перед собой шею странного скакуна. Вслед за шеей в бледном свете утра появилась голова с глазами, как изменчивые звезды. Гиппогриф раздул ноздри и расправил крылья. Его перья, как хвост павлина, белые с красными глазками, на ощупь были твердыми, как стальные лезвия. Гиппогриф выпрямлялся, бес оказался у него на спине и, дрожа, цеплялся за гриву обеими руками. Он хотел было слезть, но гиппогриф заржал, встал на дыбы, Миварш испугался, что сейчас упадет, и крепче прижался к нему. Гиппогриф бил серебряными копытами, хлопал крыльями, греб передними лапами, как львица, рвал траву когтями. Надежды Миварша сменились страхом, он громко завопил. Крылатый конь взмыл в воздух и полетел.