На третий день я продолжал сидеть у этой стены, проклиная ваше медленное продвижение, как вдруг заметил войско, марширующее с востока. Во главе на небольшой серой лошади скакал военачальник. Он был в блестящих черных доспехах, с черными орлиными перьями на шлеме, его взгляд горел, как у леопарда. Он был мал ростом, злобен на вид, гибок, как горностай, и наверняка не знал усталости. И я его окликнул с места, где сидел: «О знаменитый и могущественный Джалканайус Фостус, разрушитель крепостей, куда ты направляешься со своим великим войском по забытой пустоши?» А он спрыгнул с лошади, взял меня обеими руками за руки, и сказал: «Заговорить во сне с покойниками предвещает выгоду. Разве ты не мертв, Брандок Дах? Ты жив в моей памяти с тех забытых дней, которые временами прорастают в ней, как цветы в заросшем саду. Ты был велик среди великих того мира, в Кротринге над морем в многовершинном Демонланде. Но между мной и теми днями встало забытье. Шум прибоя заглушает мой слух, и морской туман затемняет зрение, когда я пытаюсь вызвать в памяти те далекие дни и великие подвиги. Ради тех ушедших дней ешь и пей со мной сегодня, ибо всего на одну ночь я раскину походный шатер на холмах Салапанты, а утром продолжу путь. Не знать мне покоя, пока я не найду Гелтераниуса и не снесу ему голову с плеч. Позор ему, и неудивительно, что он бежит от меня, как заяц. Предатели всегда подлецы. А кто слышал о более гнусном и проклятом предателе, чем он? Девять лет назад, когда мы с Зелдорниусом готовились разрешить наши споры мечами, в счастливый час я получил известие, что этот Гелтераниус, как хитрый змей, обходит меня, чтобы напасть с тыла. Я сразу развернул войско, чтобы сокрушить его, но толстый грубиян удрал».
Так сказал Джалканайус Фостус. Я ел и пил с ним всю ночь, и развлекался с ним в его шатре. На рассвете он свернул лагерь и ускакал на запад со своим войском.
Брандок Дах замолчал и стал смотреть на восток в сторону врат ночи. По плоской болотистой равнине к ним приближалось конное войско в полном вооружении. Их военачальник ехал впереди на огромном гнедом коне. Он был очень высок и худ, заржавевшие латы были все в пробоинах и вмятинах после сотен схваток, кожаные рукавицы выцвели, боевой плащ износился, шлем был приторочен к луке седла, непокрытая голова с развевающимися седыми волосами напоминала голову борзой собаки. Надо лбом выступали синие вены, нос был велик, усы и брови кустились, голубые глаза светились во впалых глазницах. Конь казался упрямым, он прижимал уши и поворачивал налитые кровью глаза, а воин в седле держался прямо, как древко копья.