— Аптечку!
Пентесилея с быстротой оленя кинулась к кораблю. Она не стала тратить времени, не стала обходить судно, чтобы подойти к одному из бортов, и с разбега перемахнула прямо через высокую носовую часть, а через несколько мгновений вновь спрыгнула на берег, прижимая к себе кожаный чехол, в котором лежала плоская сандаловая коробка.
Ахилл вытащил из коробки несколько стеклянных кувшинчиков размером с палец, свёрток с медовыми пластырями, мешочек с порошком истолчённых целебных трав.
— Воды, и побольше! — проговорил герой, уже ни на кого не глядя, сосредоточившись на чёрном древке, уродливо и нелепо торчащем меж лопаток Телемака.
Рывок. Герой дёрнул так резко и так быстро, что остальные не успели уследить за его движением. Они увидели лишь, как он нагнулся, плотно сжимая пальцами древко, и вот он выпрямился с окровавленной стрелой в руке.
— Наконечник на месте! — не скрывая облегчения, воскликнул Неоптолем.
Ахилл как-то странно усмехнулся, слегка потряс стрелой в воздухе, и плоский медный наконечник, бурый от крови, упал на его колени.
— Я чувствовал, что он должен отделиться, — глухо проговорил герой, избегая смотреть в лицо Одиссею. — Он вошёл в лопатку и плотно в ней засел. Важно было дёрнуть так быстро, чтобы он не успел соскочить. Ф-ф-у, как я испугался...
— Почти то же самое было, когда ты вынимал стрелу из меня, тоща, в Трое, помнишь? — улыбаясь и тоже не скрывая облегчения, воскликнул Гектор.
— Тогда было, с одной стороны, проще, — возразил Ахилл. — Тогда стрелу можно было протолкнуть до конца и срезать наконечник. А здесь её пришлось бы проталкивать прямо через сердце! Но, с другой стороны... с другой стороны, скажу правду: тогда мне было ещё страшнее! Тогда мне было так же страшно, как сейчас Одиссею.
Он отбросил стрелу и принялся промывать рану перед тем, как приложить к ней снадобья. Когда Ахилл накладывал пластырь, Телемак вздохнул и открыл глаза.
— Как легко стало! — произнёс юноша, и голос его прозвучал куда яснее и громче. — Вы вынули стрелу, да? А мне показалось... Мне показалось, будто я слышал голос отца!
— Тебе не показалось.
Юноша привстал, опираясь на руки, затем медленно обернулся. Казалось, он боится посмотреть на того, чей голос услыхал, находясь в беспамятстве, и счёл предсмертным наваждением. Но этот же голос прозвучал снова. Однако это мог быть обман слуха, и, в конце концов, мало ли похожих голосов? И потом, прошло семнадцать лёг! Что, если ему просто очень хочется поверить?
Телемак поднял голову и посмотрел в лицо Одиссею. Вернее, в его глаза. И сомнения пропали.