— Слушай, Меланто! — вмешалась вдруг Пенелопа, всё это время в совершенном потрясении хранившая молчание. — Если ты за мной следила, то ведь знала наверняка и про покрывало?
— Знала, конечно! — воскликнула девушка. — И видела в щёлочку, как ты, царица, вместе с Эвриклеей его аккуратно так распускала. Но я никому не выдала твоей тайны. Потому что, пока ты их обманывала, они оставались здесь. А если б ты вышла за одного из них — за кого, не важно, то остальные бы уехали. И Алкиной или стал бы твоим мужем, или ушёл бы из твоего дома в дом своего отца. Я стала бы ему уже не нужна. А я хотела, чтобы он был здесь дольше. Глупо...
Она улыбнулась сквозь слёзы, взглянув на молодого человека, снова провела рукой по мокрым щекам и продолжала:
— Но теперь мне всё равно. Я понимаю, что не имею прав на него. Только не убивай его, царь! Он виноват не больше всех прочих. А ты ведь не хочешь убивать всех! Я — рабыня, которая тебя предала. Меня и казни.
Алкиной смотрел на девушку, не говоря ни слова, в совершенном изумлении. С его точки зрения, самое лучшее для неё было бы — вовсе не попадаться на глаза Одиссею. Но она поступила по-иному, и сути её поступка Алкиной не мог понять.
— А ведь верно! — заметил Аросий. — Верно говорит рабыня: Алкиной-то был во дворце в день отъезда Телемака. Никуда не отлучался. А вот Лейод пропадал до утра.
— Неправда! Не я! Это не я!
В ужасе, выпучив глаза, Лейод снова вскочил и кинулся к выходу, но стоявшая ближе всех к дверям Пентесилея преградила ему дорогу. Афинянин, не имея никакого оружия, схватил со стола серебряный кувшин и попытался ударить амазонку. Та резко перехватила его руку. Послышался хруст вывихнутого сустава, пронзительный крик боли, и Лейод, скорчившись, упал к ногам женщины.
— Вот крыса! — сморщившись, воскликнула Пентесилея и брезгливо пнула его ногой. — Шею бы тебе свернуть, а не руку выворачивать.
— Это успеется, — Одиссей улыбнулся, благодарно кивнув амазонке. — Кажется, я всё понял. Но хочу просить совета. Я слышал, царь Гектор, что твой отец некогда записал свод законов для жителей Троады, и что законы эти необычайно справедливы и мудры. Среди них сеть, если я не ошибаюсь, перечисление наказаний за различные преступления. Скажи мне, какие проступки, по вашим законам, караются смертью?
Гектор пожал плечами.
— Их не так уж много. Мой отец был против жестокостей. Смертью у нас карается убийство, совершённое без веской причины, кража или порча имущества и ценностей, принадлежащих храму, поджог чужого жилища, если при этом погиб хотя бы один человек, насилие, совершенное над девушкой, если твёрдо доказано, что это действительно насилие. Ну... ещё мужеложество либо попытка склонить к нему юношу или мальчика. Но только при мне таких случаев не было — эта пакость пришла к нам когда-то с Востока, когда наш дед, царь Лаомедонт, наприглашал в Трою персидских учёных и мудрецов, а с ними понаехали их слуги и рабы. На востоке такое водится, а у нас нет — мы здоровый народ.