И, мгновение помолчав, возможно, неожиданно для себя, она добавила:
— Прикажу охранять его. И другие колодцы тоже.
Воины в недоумении переглянулись, потом Лисипп пожал плечами, гулко звякнув наплечниками:
— Да, госпожа! Но поймут ли люди-то? Третий день ждут! Как бы нам впрямь не пришлось наставить копья на толпу!
— До этого не дойдёт, — отрезала Андромаха. — Ступайте. Я выслушала вас и буду думать над тем, что вы сказали.
Воины вышли через террасу. Они прошли, не заметив Астианакса, стоявшего в полутёмной глубине сквозной комнаты, зато натолкнулись на Пандиона, тоже ставшего невольным свидетелем их разговора с царицей.
— Слышали? — прошептал Лисипп. — Верно, мы глупее женщины... А спеси-то, спеси-то троянской сколько! Не видал бы я её пять лет назад нагишом на нашем корабле, так ведь подумал бы — не богиня ли она с Олимпа!
Пандион, услыхавший всё от слова до слова, отреагировал с такой быстротой, что молодые воины не успели уследить за его движениями. Он вдруг, в одно мгновение, возник перед Лисиппом, и тот опомнился, лишь когда железные пальцы великана намертво сдавили его кадык.
— Ты что сказал, изменник?! — хрипло, медленно выговорил Пандион, притянув к себе воина настолько, что их бороды соприкоснулись. — Ты не решил ли изменить клятве, данной царю? Или ты тоже подумал, что наш царь не вернётся?! Так у нас есть наследник, а пока он не вырос, есть я, и я-то не предам Неоптолема! Ещё услышу хоть что-то, похожее на твои мерзкие слова, учти: меча марать не стану — просто разверну твою башку рожей к заду, чтобы другое научились думать прежде, чем говорить! Глупее женщины! Да ты глупее курицы или каракатицы, если не понимаешь, что разлад в войске хуже любой болезни и любой войны! Ты понял?!
С этими словами могучий воин отшвырнул от себя Лисиппа, как щенка. Тот хватал ртом воздух, не в силах ответить ни слова. Его товарищи тоже в смущении молчали, на всякий случай отойдя подальше от грозного великана.
Глуп или умён был Лисипп, но его опасения оправдались. На другой день, к полудню, через городские ворота ввалилась толпа человек в триста. С громкими криками люди подступили ко дворцу. Рыбаки и виноделы нижнего города, которым утром передали приказ рыть новый колодец, не подчинились. Они ринулись требовать отмены приказа, а заодно разрешения снять камни и крышку со злополучного колодца. Сказать по правде, им не так уж далеко было ходить за водой — два колодца находились в полутора стадиях, ниже по склону, среди виноградников, и селяне не мешали горожанам брать оттуда воду — весной её было вдоволь. Колодец, а также два источника имелись в верхнем городе (если только можно так громко назвать шесть-семь улиц, примыкавших к царскому дворцу, населённых воинами и ремесленниками). Но просить у кого-то поделиться водой «нижние» считали унизительным, а самое главное, приказ царицы казался им просто женской глупостью — они вполне разделяли недоумение воинов-мирмидонцев: ну как может болезнь возникнуть из-за воды?! К тому же не у каждой семьи нижнего города были рабы, а самим долбить твёрдую землю... Ну, уж нет! Дел с началом весны у всех прибавилось. Рыбаки чинили сети и лодки, подолгу пропадая на берег. Виноделы и колбасники (эти, в отличие от кузнецов, кожевников, гончаров, столяров, корабельщиков, тоже жили внизу, за городской стеной) днями дежурили в гавани, где по наступлении спокойной погоды стало приставать немало купеческих судов: они рассчитывали выгодно выменять оставшуюся с зимы снедь и вино на ткани, масло или зерно, которого у своих селян не осталось. А тут вдруг надо рыть какой-то колодец, когда он уже есть!