Наивный миф о «дубине народной войны» развенчивается одной простой цифрой: специальной «крестьянской» медалью «За любовь к отечеству», учрежденной Александром I по итогам войны 1812 года, было награждено… 27 человек.
Специфическая русская воинская традиция — при отступлении бросать на поле боя своих тяжелораненых — связана не с какой-то испорченностью или особой бесчеловечностью русских, а лишь с тем, что и солдат всегда был лишь говорящим скотом, рабом, потеря которого легко восполнялась через рекрутчину. Это касается не только Бородинского позора, когда армия Александра I, отступая, побросала своих раненых на самом поле и в Можайске.
В 1799 году красавец Александр Васильевич Суворов во время альпийского похода без малейших колебаний оставлял своих тяжелораненых «чудо-богатырей» замерзать меж заснеженных валунов Роштока и Сен-Готарда.
Удивительная дешевизна русского солдатского мяса была не только залогом имперских побед, но и причиной возникновения тех славных традиций, отголоски которых сегодня мы видим и в дедовщине, и в сказочной легкости пуска «под нож» толп желторотых «срочников», как это мы недавно могли наблюдать на примере Майкопской бригады.
(Конечно, идеологию не следует мастерить из такого уязвимого, дешевого материала, как казенный патриотизм, но век за веком власть оказывает революции услугу, повторяя свою ошибку.)
Говоря о возможных движущих революцию силах, не следует сбрасывать со счетов и ее эффективность как способа существенного личного обогащения. Помним, что даже камерные смуты 1991 и 1993 годов породили плеяды и династии олигархов. Так что участие в русской революции (на первый взгляд) может стать недурным бизнес-проектом.
Исходя из вышесказанного, возникает закономерный вопрос: следует ли примыкать к «белоленточникам»?
Навряд ли.
И дело даже не в их «норковости», анекдотичности и декоративности. Следует помнить, что «первая волна» революционеров, как правило, гибнет или надолго садится. Конечно, не стоит им особо мешать и подставлять ножки. В конце концов, пусть отработают свое и «заполнят крепостные рвы своими телами». Благодаря им у второй волны появится некоторая почва под ногами. А о первой волне не стоит и беспокоиться. История с ними потом рассчитается; 20–30 лет каторги, веревка или смерть в застенках прекрасно компенсируются бюстиком в краеведческом музее.
(У второй волны судьба тоже редко бывает завидной, но вот «гонорары» обычно повыше: их именами называют небольшие улочки.)
Следует помнить, что наши «первая» и «вторая» волны аффектированы на неприязни к Путину, как будто бы дело в нем, а не в исторической порочности всего государственного устройства в целом, которое наследует страна, несмотря на смену названий и госсимволики.