Настала очередь о родителях своих рассказать и о партийной своей принадлежности. До партии я, конечно же, еще не дорос и даже комсомольцем не был. На этот факт прошу обратить особое внимание, потому как в дальнейшем моем рассказе он будет играть заметную роль. В армии велась со мной работа насчет вступления в комсомол, потому как были мы с Васей Дроздом единственные некомсомольцы из всего нашего отделения. Я совсем было собрался в комсомол заявление подать, вдруг телеграмму из дома Валентина присылает: «Бабушка умерла…» Я к взводному, так, мол, и так, бабушка у меня заместо родителей была, отпустите домой похоронить старуху и помянуть. А взводный Ваня Скрипкин говорит: «Не положено. Маму, папу, сестер, братьев хоронить — пожалуйста. А для бабушек отпуск не положен». Обиделся я тогда, здорово обиделся. Бабушка у меня и вправду заместо отца с матерью была. Родного отца я не помнил, а возглавлял нашу семью, которую все учителя в школе звали почему-то трудной, отчим Борис Олегович. Трудился отчим заведующим хозяйственным магазином и жил по несложной схеме: работал, воровал, пил. Каждый день в доме нашем устраивалось гостевое застолье с песнями, с плясками, с мордобоем, с милицией. Мать свою я еще непьющей помню, в ту пору она на фабрике домашней обуви работала и висела ее фотография на городской доске Почета. Красотой особой мать не отличалась, невысокая была, болезненная, но чем на себя внимание обращала, так это косой. Коса у нее дивная была, ниже колен, будто из спелой соломы сплетенная. Люди на улице останавливались и вслед матери смотрели, на косу ее. Забегая вперед, скажу, что косу материну отчим Борис Олегович в тяжелое безденежное времечко пропил. Очень даже просто сделал: срезал ножницами со спящей матери косу и отнес ее в «Русалку», продал парикмахерше Зинке Бабиной на шиньон. А бутылку водки, что купил он на эти деньги, вместе с матерью же и распили. Но это все потом было, позднее. Поначалу, когда мать только-только сошлась с Борисом Олеговичем, она даже бороться с пьянством отчима пыталась. Куда там! Как подопьет отчим, сграбастает пятерней мать за косу, запрокинет ей голову и полстакана водки в рот ей вливает. И сидит, похохатывает. Первый раз я такое увидел, на отчима с кулаками бросился. Борис Олегович легонько меня в бок локтем тиснул. Кулаками он никогда не дрался, всегда локтем, как хоккеист. Мать в тот день, помню, милицию вызвала. Но пьяный отчим и милиционера молоденького локтем ударил. Да так ударил, что милиционер без памяти упал, а Борис Олегович после этого в тюрьму попал. Пока сидел Борис Олегович в тюрьме, мать на развод подала. Вернулся из тюрьмы отчим опять же к нам. Не знаю, чем он мать взял — уговорами или угрозами, только пошла в нашем доме прежняя балдежная жизнь. Трудился отчим в своем хозмаге теперь простым грузчиком и жил по несколько измененной схеме: пил, воровал, работал.