— Ну что ж, товарищи, сработали мы с вами весну хорошо! Бригада наша вновь отмечена по управлению как лучшая. Намечается неплохая премия. Теперь на очереди летний сезон… — и все это Байрамов таким тоном говорит, каким и положено подобные слова произносить: энергичным, бодрым, на новые трудовые свершения зовущим и на соцсоревнование настраивающим. Потом, естественно, выпили.
— А теперь, кто желает ухи отведать — за стол, а мы с Аркашей партейку сделаем. Как, старик?
— Куда мне против тебя, Измайлович… — ответил архитектор, обнажая в улыбке серебряные зубы и мягко кувыркая кулачок в ладошке.
— Один к пяти даю.
— Ну, если народ поддержит?..
— Можно, — прогудел Максимыч.
— Согласны! — поддержали Максимыча еще несколько голосов. — Один к пяти пойдет. А новенький как?
Этот вопрос уже ко мне относился.
— Я как все, — ответил я, не совсем еще ясно понимая обстановку.
— Пятерку ставь, — шепнул мне на ухо Максимыч, — для знакомства, — и бросил на бильярдный стол десятку.
Со всех сторон летели на стол бумажки: рубли, пятерки, десятки, Аркадий Фомич отделил четвертной. Я последовал совету Максимыча и бросил в общий котел пять рублей, успев заметить, что Николай и еще несколько человек доставать кошельки не торопятся, а рассаживаются на скамье за обеденный стол.
— Григорий, сколько с меня? — спросил Байрамов, беря в руки кий.
Печник Григорий обеими руками сгреб деньги в кучу, пересчитал, перекладывая из одной кучи в другую. Ответил:
— Ровно шестьдесят рубликов тутося, Измаилыч.
— Значит, с меня триста, — Байрамов достал из заднего кармана брюк пачку ассигнаций и, отсчитав шесть пятидесятирублевых бумажек, бросил их на голубое сукно бильярда. Потом повернулся ко мне, пояснил:
— Страстишка нашего коллектива. С получки позволяем себе в меру выпить и поиграть «на интерес». Понимаем, что занятие не из лучших, но… — Байрамов сокрушенно покачал головой.
— Ага… — сказал я.
— Разбиваю, Измаилыч? — печник Григорий примерился кием к пирамиде желтых костяных шаров, выстроенной на ассигнациях.
— Может, лучше новичок попробует, — предложил Байрамов, — новая рука всегда вернее.
— Правильно, пускай водолаз разобьет!
— Бей, Андрюха, пробуй бильярд!
Я принял из рук Григория кий, бригадные сжали меня со всех сторон, как в очереди за пивом; кто-то навалился сзади на спину, задышал в ухо советами:
— Легонько трогай, легонько. Главное, подставок ему не давать, подставок не давать…
Кий под цвет шаров был длинный и тяжелый, словно выточенный из слоновой кости, и легко скользил по руке. У себя в роте мы, помнится, чем только не играли: Вася Дрозд приспособился гонять шары лыжной палкой, я — ручкой от швабры. Лузы нашего ротного бильярда разбивали несколько солдатских поколений, и забивать шарикоподшипники, то бишь шары, удавалось под самыми невероятными углами. Здесь же, как я сообразил, необходим был прежде всего безошибочный угловой глазомер и, конечно же, точность удара, шары шли в лузу почти внатяг. Без этих качеств и без практики игры на подобном бильярде надеяться можно было только на «авось»…