Он проворно достал откуда-то мутноватую захватанную бутылку, две кошмарные копеечные рюмки и прикрыл дверь кухни. Наполнил рюмки и разрезал одно яблоко пополам.
– Ну что ж, – сказала я. – Давай выпьем, «папочка». Давай выпьем с тобой, Николай Платонович Зайцев, за то, что ты, сукин сын, старый кобель, бросил нас двадцать три года тому назад и ни разу у тебя сердце не защемило – как там поживают твоя бывшая жена Алла Сергеевна и дочь Татьяна Николаевна. Давай выпьем это твое вонючее пойло за то, что ты еще троих детей настрогал, а кормить их не научился, чтобы хоть под конец твоей никчемной жизни они выросли нормальными ребятами, а твоя жена поправилась бы!
Я выпила, а он снова стал плакать.
– Пей! – сказала я. – Сам же хотел выпить. Какая тебе разница за что пить?
Он испугался и выпил. Судорожно вздохнул, поднял на меня полные слез глаза, проговорил трясущимися губами:
– Что же это вы все такие жестокие?..
– С волками жить… – сказала я. – Давай, одевайся. Поехали к нотариусу.
– Зачем?
– То есть как «зачем»?! Чтобы ты там заявил, что против моего выезда не возражаешь и материальных претензий ко мне не имеешь!
Я увидела, что он снова взялся за бутылку, и прикрыла свою рюмку ладонью. Он налил только себе и вдруг улыбнулся беззубым ртом:
– А если имею? – и выпил. – Материальные претензии?
– Ты… Ко мне?! – я смотрела на него во все глаза. – Ты?! Да я тебя в порошок сотру, гад ты этакий…
– И никуда не уедешь, – он наглел с каждой секундой. – За все в жизни надо платить, Татьяна.
На мгновение мне показалось, что это сон, – и стоит только мне открыть глаза… Он сидел передо мной – грязный, небритый. Пьянехонький с двух паршивых рюмок, – и смотрел на меня победительно и непреклонно. Я даже задохнулась от омерзения и ненависти, но взяла себя в руки и почти спокойно спросила:
– Сколько?
– Это как посмотреть… – ухмыльнулся он.
– Сколько? – Я понимала, что он взял меня за глотку.
Он показал мне три растопыренных пальца.
– Рубля? Червонца? Сотни?
– Тысячи, – сказал отец и налил себе третью рюмку.
Уже совершенно не соображая, что сейчас произойдет, я потянулась к бутылке, чтобы засветить ему ею между глаз. Он четко разгадал мое движение и в ужасе отпрянул к стене, закрываясь руками.
Но в это время дверь приоткрылась, и девятилетняя Лариса с маленьким Стасиком на руках сказала:
– Папа, помоги. Там мама по «большому» в туалет хочет. А у меня Стасик. И Димка плачет…
Из меня словно воздух выпустили. Я обессилено плюхнулась на стул. Кося на меня глазом, отец выскочил из-за стола и, жалко улыбаясь, суетливо проговорил: