В отличие от всего остального спящего Стокгольма, в этом квартале жизнь шла еще во всю ивановскую: работали бары, ночные кафешки, какие-то забегаловки, лавочки торговали, в кинотеатрах без перерыва крутились фильмы.
Уже садясь в машину, я вдруг увидела на противоположной стороне улицы над входом в небольшую киношку длинную белую рекламу, ярко подсвеченную уймой лампочек: «Пять дней русского кинематографа».
Сеанс, видимо, только что окончился. Из кинотеатра на улицу выползал народ, но не расходился от него в разные стороны, а задерживался у небольшого микроавтобусика. А там вспыхивали блицы фоторепортеров.
Я вгляделась в кучку людей, стоявших у микроавтобуса, и вдруг неожиданно узнала среди них Гундареву, Смоктуновского и Леонова!..
Я просто обалдела! Ну надо же!.. Где?! В Стокгольме!..
– Ой, Эдинька!.. – завопила я. – Смотри, смотри!.. Это же Гундарева! И Смоктуновский… И Леонов!..
– Кто это? – удивился Эдик.
– Это же наши самые замечательные киноактеры! Это же самые что ни есть суперстары! – счастливо проговорила я и бросилась на ту сторону улицы с криком: – Здравствуйте! Здравствуйте! Боже мой! Неужели это вы?!
Напряженно улыбаясь, артисты уставились на меня, потом быстро переглянулись и вопросительно посмотрели на своего сопровождающего – крепенького мужичка-боровичка в белой рубашке с галстуком и темном костюме. Наверное, это был кто-нибудь из посольских.
Мужичок тут же героически прикрыл артистов своей широкой спиной и строго спросил меня на чистом русском языке:
– Кто вы такая? Что вам здесь нужно?
А я, дура такая, от радости, что своих увидела, пропустила мимо ушей его ментовскую интонацию и лепечу, как заведенная:
– Я из Ленинграда… Я живу здесь… Замужем. Я русская! Русская… Мне так приятно! Иннокентий Михайлович! Наталья… Ой, простите, не знаю вашего отчества… Товарищ Леонов! Здравствуйте! Господи! Я так счастлива!..
– Извините, мадам, мы спешим, – сказал железный мужичок и очень профессионально оттер меня плечом в сторону. – А вы, товарищи, садитесь в автобус. Садитесь, садитесь.
Ах, швейцаром бы тебя в «Европейскую» или в «Асторию»! Цены бы тебе там не было!.. Правильно – бей своих, чтобы чужие боялись… Стою, как обгаженная, в своем кретинском длинном вечернем платье посреди ночного Стокгольма и ни хрена понять не могу… За что?
Залезая в машину, Гундарева – хорошая, наверное, все-таки баба, – сочувственно улыбнулась мне. Леонов виновато поежился и недобро взглянул на посольского боровичка. А Смоктуновский с лицом блаженного, вроде бы он ничего не понимает, ни к чему отношения не имеет, развел руками и тоже скрылся в автобусе.