Леди Харроу нахмурила брови, но ответила:
— Мне неизвестно, на что способно колдовство, милорд. Но если бы я могла вызывать молнии, я бы призвала ее на голову тому, кого хотела бы убить.
Дойл кивнул не столько ее словам, сколько своим мыслям. Почему ведьма действует так странно? Арбалетный болт, этот шип — зачем? Сила магии велика, так почему ведьма ее не использует?
— Потому что это не ведьма… — произнес он вслух. Ведьма осталась в Шеане — вынашивать свой коварный план, в чем бы он ни заключался.
Дойл похолодел. Ему показалось, что он наконец нашел все ответы, и от них становилось страшно. Ведьме не нужно убивать ни его, ни короля — он ведь сам решил так уже давно! Выстрел из арбалета — самое нелепое, что она могла сделать. Ей нужен контроль — и что может быть проще, чем установить его над ребенком в утробе королевы? Что ведьме — несколько лет ожидания? Она доберется до королевы и заколдует ее плод, сделав следующего короля своей послушной куклой.
Но тогда ей не нужна смерть Эйриха — не сейчас, когда ребенок еще не родился. Наоборот, он ей нужен живым — чтобы защищал этого ребенка и провозгласил его наследником престола.
Арбалетный выстрел был совершен не по приказу ведьмы. И не она подложила шип под седло леди Харроу — это сделал обычный человек, но с той же черной целью.
— Они хотели… — проговорила леди Харроу, — не меня убить. Они полагали, что…
Дойл поднял на нее глаза и невольно почувствовал непривычное по отношению к женщине чувство уважения, потому что она пришла к разгадке лишь ненамногим позже него.
— Именно, леди. И я полагаю, что все, что мы можем сделать, это, — он облизнул высохшие губы, — подыграть им. Вы мне поможете?
Леди Харроу кивнула, в задумчивости прошла вперед — и вдруг, резко, болезненно вскрикнув, кубарем покатилась вниз с холма.
Все, кто стоял возле коновязей, обернулись, слуга леди Харроу отпустил было ее кобылу, но не успел — Дойл оказался быстрее и первым опустился на колено возле нее.
После падения кубарем ее прическа растрепалась, лицо было испачкано в земле, платье измазано грязью и травой.
Он неуверенно коснулся рукой ее плеча. Она открыла глаза и застонала.
— Что болит? — спросил он.
Несколько раз всхлипнув, она ответила плаксиво и громко:
— Нога. Моя нога. Правая лодыжка как будто в огне.
Под взглядами собравшихся, но не отважившихся подойти Дойл приподнял подол ее платья и ощупал изящную щиколотку, совершенно целую и здоровую.
Сглотнул.
— Боюсь, это что-то серьезное, — сказал он тоже громко. — В лагере есть лекарь.
Рядом было много лошадей, и логичнее всего было бы крикнуть, чтобы подвели одну из них, и усадить леди Харроу. Но вместо этого Дойл спросил: