Дойл никак не этот вопрос не отреагировал, слишком занятый обгладыванием птичьих костей — во время допросов он не успевал не только полноценно спать, но и есть.
— Ты требуешь казни для… — Эйрих сделал паузу, словно пытался заставить себя произнести это вслух, — для шестерых? Почему?
Дожевав, Дойл ответил:
— Пятеро виновны напрямую. Оставлять их в живых — значит готовить почву для нового и (кто знает?) более удачного заговора. А шестой…
Шестой должен был быть казнен, чтобы напомнить о сущности измены. И чернь, и лорды должны уяснить для себя, что нет более страшного преступления, чем преступление против короля.
— О заговоре знали двое, — продолжил Эйрих свою мысль, — но ты не говоришь о семерых.
— Вы милостивы, ваше величество, — напомнил Дойл. — И великодушны. Поэтому, когда вас будут молить о помиловании и прощении, вы должны его даровать — одному.
Отвернувшись к графину с вином, Дойл не видел выражения лица Эйриха, но догадывался, что на нем отпечаталась гримаса отвращения — брат ненавидел подобные игры. Но выбора у него все равно не было, поэтому он уточнил ровно:
— И кому я должен даровать прощение?
— Милорду Рэнку. На его землях произрастает отличный лен, и только в этом году его сборы стали достаточными, чтобы хватало на продажу. Лен нам нужен, а значит, пока нужен и Рэнк, — отозвался Дойл.
Лично ему значительно более симпатичен — если только можно было говорить нечто подобное об изменниках — был милорд Арвинт, открытый, честный и болезненно благородный. Он бы разоблачил заговор сразу — если бы одним из участников не был его зять. Именно защищая его он решился на молчание. Но желчный, ядовитый и злобный Рэнк был стране значительно нужнее. Поэтому завтра, на суде, король его помилует.
Некоторое время Эйрих молчал, постукивая пальцем по столу, а Дойл заканчивал обед. Наконец, король спросил:
— Как чувствует себя леди Харроу?
Дойл не показал, что этот вопрос хоть сколько-нибудь задел его — разве что сжал рукоять кинжала, которым резал хлеб, чуть крепче, и ответил:
— Надеюсь, что она в добром здравии. Но я не имел возможности… осведомиться о ее самочувствии лично.
Эйрих поднялся, прошелся по комнате.
— А вот я имел такую возможность. Раньше леди не часто посещала замок, а всю последнюю неделю приходит на каждый пир.
Дойл ответил невнятным звуком, надеясь, что брат поймет — эта тема ему неинтересна. Разумеется, Эйрих не понял — вернее, понял строго обратное. Он бывал проницателен, если хотел этого.
— Так что я сумел как следует ее рассмотреть. Пожалуй, красивая женщина. Такие плечи, такой гордый постав головы.