От «Наутилуса» до батискафа (Латиль) - страница 154

Вспоминая об этой минуте, Уо пишет: «Радостное сознание, что мы отправляемся, спокойствие, которое рождается от внезапно наступившей тишины, и, главное, чувство полной оторванности, изолированности от всего остального мира заглушают в нас всякое чувство неуверенности и страха. Ни один человек не может сделать для нас ничего: ни приказания, ни советы не дойдут до наших ушей. Ощущение, что отныне мы — безраздельные хозяева своей судьбы, слегка опьяняет нас».

Каждые тридцать секунд «глубина» посылает известия о себе на «поверхность». Достигнув 3000 метров, Уо и Вильм сбрасывают балласт, чтобы приостановить спуск. Море вокруг батискафа кишит красными креветками с длинными усиками; светящиеся точки планктона мелькают мимо иллюминатора. На этой глубине, еще никем не превзойденной, осторожность требует тщательной проверки водонепроницаемости кабины. Но все обстоит благополучно.

Температура воды понизилась до 5 градусов; она охладила бензин, вес батискафа увеличился, и ФНРС-3 снова скользит вниз.

На глубине 3500 метров Вильм включает ультразвуковой эхолот и сбрасывает, предосторожности ради, еще немного железной дроби. На глубине 3800 метров эхолот регистрирует слабое ультразвуковое эхо: дно океана находится метрах в двухстах от батискафа. Еще немного балласта сброшено. Дно океана медленно приближается… Еще медленнее… еще…

В 13 часов 30 минут, подобно дозорному Колумба, крикнувшему: «Земля!», когда корабли великого мореплавателя впервые пересекли Атлантический океан, Вильм кричит: «Дно!», отмечая событие не менее значительное: человек впервые пересек тот же океан по вертикали!

Гайдроп — тяжелая стальная цепь — касается «земли», и батискаф, быстро обретя равновесие, неподвижно повисает в нескольких метрах от океанского дна.

4050 метров!

Вот что рассказывает Уо об этой минуте:

«Большой круг света семи-восьми метров в диаметре падает на песок, который кажется мне очень мелким и очень белым. Все дно усеяно маленькими конусообразными бугорками с пологими склонами; их разделяют ложбинки и углубления неправильных очертаний; я различаю отверстия в песке. Как любопытно выглядит эта часть поверхности нашей планеты!

— Вижу чьи-то следы! — говорю я.

Вильм добросовестно записывает; его громкий смех оглашает кабину.

— Если вы увидите йети[27] морских глубин, обязательно покажите его мне! — просит он.

Мы снова достигли земли: надежной, твердой, верной.

Прикосновение к ней сразу избавило нас от смутного чувства тревоги, тяготевшего над нами с первой минуты погружения, несмотря на все воодушевление, которое мы испытывали. Мы не признавались друг другу в этом чувстве, но спуск в вечную ночь вызвал у нас на этот раз какое-то томительное беспокойство. Плотные стены мрака, между которыми мы скользили вниз метр за метром, скрывали за собой чуждый и враждебный нам мир. И клочок твердой земли, который мы видим сейчас в свете наших прожекторов, кажется нам чем-то привычным, родным. Неважно, что этот кусочек твердой поверхности лежит на дне океана, под четырехкилометровой толщей морской воды!»