Чуть не прибавила: — Хоть и весьма себя скверно чувствует. — Отложим рачок на потом.
Движением пальца Бетти меняет картинку в своем телефоне:
— А вот он в нынешнем своем виде, — Бетти долго старалась, заставляла отца позировать, но Эльза бросает на снимок лишь беглый взгляд.
Тупость или такая выдержка? Эльза роется в ящике — вытаскивает фотографию, обернутую в целлофан, кладет ее перед Бетти.
Лужайка. На ней две плиты. На одной высечен креумя перекладинами и написано: . И годы жизни: сорок четвертый — восемьдесят второй. На другой плите — Анна , здесь ангел изображен, а под ним слова: Schweigen>[2] — что-то знакомое.
Стыдно признать, от известия о смерти матери Бетти испытывает облегчение. Ей и с Эльзой, похоже, хватит хлопот.
Отчего умерла, неизвестно. Эльза называет свою мать по имени: Анна не любила ходить по врачам. За четыре последних года ни разу не вышла из дому. И еще Эльза помнит похороны отца: свечи, пение. Был священник-серб, Эльза его запомнила.
— Где, где это всё?
— На кладбище.
Бетти слегка улыбается — наверное, зря. Просто шутку вспомнила насчет программистов: ответ правильный, но пустой.
— Понятное дело, на кладбище. На каком?
Эльза машет рукой, зажмуривается, наклоняет голову — точь-в-точь, как отец, когда ему не хочется отвечать.
— Дорогая Эльза, под плитой нет отца.
К удивлению Бетти, и эти слова ее не производят действия.
— Конечно, ведь он утонул. Тела не обнаружили. Признали умершим. Похоронили одежду, которая осталась на берегу.
А почему, как полагает Эльза, не удалось обнаружить тела?
— Шпрее впадает в , впадает в Эльбу…
Бетти хочется ее перебить:
— А Эльба в мировой океан. — Но она только спрашивает миролюбиво: — К чему эта география?
— … и Эльба текли по территории ГДР. Это мешало поиску. — Так объяснили им.
Может Бетти щелкнуть надгробия на телефон? . А теперь пусть Эльза ее послушает. И Бетти изложила сестре то немногое, что знала о берлинском периоде жизни отца. Про то, что была возможность семью с собой увезти, не стала упоминать.
— Весьма интересно, — произносит Эльза как будто задумчиво, не поднимая глаз, но голос-то, голос дрожит, и руки дрожат, наверное. Зачем иначе она их в карманы засунула? Повторяет: — Весьма интересно. Но почему сейчас?
Только не надо про и остальную чушь, думает Бетти.
— Почему не раньше, пока была Анна жива?
Бетти разводит руками: что сделаешь, ну вот так.
— Слушай, Эльза, я понимаю, что ты несколько… удивлена, ошарашена и т. д., однако жизнь такова, что в ней разные вещи случаются. Надо уметь принимать ее, как она есть, не правда ли? Для меня это тоже все был сюрприз. — Бетти взглядывает на часы: — Я билеты на оперу заказала. Ты любишь оперу?