Автор выступает здесь защитником подлинных культурных ценностей. Сатирическую остроту, своеобразную «пикантность» всей ситуации он придает подменой самих понятий: оригинала и копии. Тем самым рассуждения героя о высоком и вечном в искусстве уже как бы снижены. Ведь настоящее творение гения — это нечто единственное в своем роде, не терпящее повторений, а тем более современных средств тиражирования прославленных шедевров.
Казалось бы, главный герой, искусствовед, лучше других должен ощущать всю фальшь создавшейся ситуации, но он не чувствует этого: все его помыслы далеки от устремлений, свойственных людям подлинного искусства. Ведь он — человек, живущий около искусства, а не в его орбите, он, так сказать, находится в мире копий, а не оригиналов. А потому, как верно подметил автор уже упоминавшейся выше книги «Театр Ружевича» Ст. Гембаля, «для героев пьесы Ружевича (и только ли для них?) слова «оригинал», «подлинно» представляют силу магического заклятия».
Стереотипы, имеющие хождение в среде этого нового мещанства, Ружевич осмеивает, доводя их до полного абсурда путем многократного повторения самими персонажами. Примечательно, что и язык их — тоже тиражированные слова-клише. Выразительная деталь: когда главный герой принимается в очередной раз повторять общеизвестные истины о «Группе Лаокоона», почерпнутые из чужих работ, старик отец простодушно просит сына поведать о своих впечатлениях собственными словами. Тот, однако, не в состоянии выполнить отцовскую просьбу и, раздраженный, замолкает вовсе.
Полнейшая профессиональная несостоятельность героя, жалкая его «безъязыкость» выявляются в сцене, где ему приходится излагать свои мысли при обсуждении конкурсных проектов памятника поэту-романтику Ю. Словацкому. Ружевич смеется над тщетными потугами скульпторов-абстракционистов, участников конкурса, создать монумент поэту-романтику в невразумительной ультрамодной манере и над тем, как все это силится «увязать» и теоретически обосновать наш герой, дающий объяснения ответственному лицу из отборочной комиссии.
Поза, наигрыш, отсутствие искренности, естественности, человеческой теплоты у персонажей проявляются и в их семейных отношениях. Здесь тоже все подчинено нивелирующей обезличке определенного «жизненного стандарта». Мать, непрестанно разглагольствующая о любви к сыну, в действительности не знает, да, по сути, и не хочет знать, каков круг его жизненных интересов. Она вся поглощена глупой суетностью, не желая отстать от «интеллектуала»-мужа: то пускается в долгие ученые разговоры с подругой, рассуждая о вещах, в которых ничего не смыслит, то начинает «баловаться» живописью и т. п.