или как еще что-то в том же роде. Наш маленький итальянец — настоящий балерун, мы видим здесь сцену из «Лебединого озера». А дамы встали и пошли. Повернулись ко всем задом, идут, не оглянутся. Блондинка в розовых облегающих брючках. Господи боже мой. Отпусти грехи всем, кому неймется. Такие брюки — это вещь, мне они говорят куда больше, чем сфинкс, глядевший на войска Наполеона в Египте. Но балерун спешит, тащит немцам полные подносы со всевозможными сырами… Папа, мама, сын-кретин — боже мой, почему вдруг кретин, может быть, это очень милый ребенок, — и дочки жрут вовсю, даже и досюда доносится их чавканье; только один отошел, подбегает другой белый ангел, вазу с тортом несет, немцам подает. Чистый ли воротничок у моей рубашки, я ее вчера выстирал… Немка смотрит на торт и улыбается. И кто после этого — в три господа бога мать — выиграл войну. Союз победителей… хорошо. Я громко обращаюсь по-польски к своему кудрявчику: «Счет». Кивнул головой и исчез. Совсем как та скотина в отеле. Исчез, испарился, как святой дух. Но линии далеко не всегда бывают прямые. Тут Варшавский договор, там НАТО, а вон там Тито и неприсоединившиеся государства. Это правительства. Но люди есть люди, между ними линия раздела проходит иначе. По-другому. Слышно, как внизу, у ресторана, заработал мотор. Это в облачке ядовитых выхлопных газов уезжают в голубую даль американки. Я хватаю официанта за рукав. Он кивает и через мгновенье приносит мне маленькую десертную тарелочку, а на тарелочке — тайная нота, сложенный вдвое счет. Ладно, посмотрим… Я не притрагиваюсь к счету. Подливаю в рюмку вина. Счет не заяц, не убежит. Официант все стоит и улыбается. Я поворачиваю голову в сторону семейства обжор. Немцы, спрашиваю, Германия? Официант наклоняется ко мне и доверительно отвечает: «No tedesco, brasiliano»
[71]. «Да ты что, брат, какой там «brasiliano», такой блондин, это tedesco, а не brasiliano, сам ты brasiliano», — говорю я и машу рукой. Официант пожимает плечами, уходит. Повеявший вдруг легкий ветерок охлаждает мое вспотевшее лицо. Brasiliano, brasiliano, ладно пусть будет brasiliano. Развернул счет, читаю. Как ни крути, хочешь, читай сверху вниз, хочешь, снизу вверх, а все равно лир на сто пятьдесят он меня обжулил. И дело вовсе не в деньгах, я заранее решил дать этому ослу чаевые, да такие, что у него челюсть отвиснет от удивления. Все дело в принципе. Чаевые чаевыми, но ты, мой милый, не делай из меня дурака. Хорошо? Плохой из тебя психолог. Присчитываешь, сам того не зная, что тебя ждет сюрприз. Нет, так дело не пойдет! Я снова подзываю официанта, он притворяется, что не слышит. Ну братец, раз уж ты сам здесь кое-что приписал, от меня многого не жди. Я дам тебе триста пятьдесят лир, а ты пожмешь плечами. Andiamo