Как я смогла сдержаться и не броситься на него с обвинениями, не знаю… Вот так просто рушатся воздушные замки. Под крики чаек, шум прибоя и вкус сахарной ваты на палочке.
Вечером я занемогла. Поднялась температура, началась лихорадка. Доктор, которого вызвали обеспокоенные родители, диагностировал беременность на раннем сроке и прописал полный покой.
Когда я немного оправилась, состоялся серьезный разговор. Мать беззвучно плакала, сестру ко мне не пустили во избежание тлетворного влияния. Отец очень сухо рассказал некоторые подробности о господине Мядельском, профессиональном ловеласе, который предпочитал соблазнять неопытных наивных юных девушек. Рассказал о его самой любимой схеме действий: спасти-заинтриговать-очаровать-обольстить-бросить. Просветил и про более простые способы игр, если жаль тратить много времени.
Далее они с матерью обсуждали способы прервать беременность и какие из них самые эффективные. Чтобы уж наверняка. О моем мнении никто и спрашивать не стал. От литров травяных настоек, непомерных физических нагрузок и уколов коровьих гормонов меня спас все тот же доктор, объявив, что я могу и не пережить аборт. «А это мысль!» — заявил отец. И Аврора Орловска, подданная Соуры, умерла.
Некролог в газетах. Похороны. Соболезнования родным и близким. Федора искренне плакала, сожалела, что не смогла со мной проститься. Мать всецело поддержала решение отца: вычеркнуть мое имя из памяти и семейного древа, объявить умершей и выгнать из дома без средств к существованию.
Вечером мне, как обычно, принесли теплое молоко, я заснула, а очнулась через несколько дней на вокзале в крупном городе соседней страны. В простой одежде камеристки, с вырезкой из газеты о собственной смерти и запиской от родителей, что отныне я для всех мертва, и требованием больше им глаза им не попадаться. Ведь честь семьи надо сохранить любой ценой!
Уличить родителей в жестоком поступке было практически невозможно. У меня слишком обычная и неприметная внешность. Сколько таких невысоких, худеньких кареглазых шатенок с простыми чертами лица бродит по улицам? Последние несколько лет нас с сестрой обучали в иностранном пансионе. Те, кто знал меня взрослой девушкой, жили слишком далеко и не могли помочь. Да и сомневаюсь, что захотели бы.
Но мне еще повезло! Подозреваю, что доктор получил не только солидную сумму за молчание, но и камень на шею вместе с пропиской на дне морского залива.
Без денег, без жилья, без приличной одежды, в чужом городе, с ребенком под сердцем. Что мне делать? Та часть меня, которая всегда была бунтарской, требовала бороться, искать выход. Например, пойти работать. Но для тяжелого физического труда я и здоровая была слаба. А в приличный дом гувернанткой или учительницей меня не брали. Ухоженных матрон смущали и кашель, и мой непрезентабельный внешний вид, и отсутствие рекомендаций. Идти в бордель не позволяли воспитание, гордость и чувство собственного достоинства. В монастырь? Так для подобного служения нужны искренность и вера, а я не хотела лицемерить.