Едва войдя в дом через парадную дверь, Грэйс поняла, что в доме еще не спят. В домашней атмосфере не чувствовалось привычного ночного спокойствия, лампы со свежеобрезанными фитилями светили ярко. Грэйс не успела еще снять пальто, а Элис с заплаканными глазами уже примчалась сверху и проводила ее в кабинет к отцу. Он сидел за столом и, судя по окутывающему его густому облаку дыма, уже давно не двигался с места.
– Что это за история с телеграфистом из Форин-офиса? – спросил он. – Я уже собирался обратиться в полицию.
– У него есть друг, возможно, ясновидящий, а это имеет отношение к тому, чем я занималась в Оксфорде, так что я решила с ним познакомиться. Я всем рассказала, куда иду.
– Этот друг-ясновидящий, он мужского или женского пола?
– Мужского.
Он выпустил изо рта колечко дыма.
– Полагаю, что вследствие плачевного состояния здоровья твоей матери некому было в прошлом отчитывать тебя за недопустимое для девицы поведение, – сказал он тихим голосом. – Я сожалею, что не задумался об этом раньше и позволил тебе совсем отбиться от рук. Ты знаешь, который сейчас час?
– Да.
– Тебе не приходило в голову, что если тебя увидят в компании мужчины после полуночи или узнают об этом, у тебя почти не останется шансов составить приличную партию?
– Это вышло случайно.
– Это не меняет дела, – возразил он. – И я вижу, что из-за этого безответственного поступка твоя мать сегодня разболелась еще сильнее.
– Моя мать болеет оттого, что в ее комнате пыльно и полно моли. Думаю, даже если мне будет запрещено выходить из дому, это не добавит ей здоровья.
– Черт побери! – взорвался он; его голос зазвучал теперь намного громче, и хотя она сама на это напрашивалась, ей пришлось проворно отодвинуться от стола. – Как зовут этого человека?
– Ты ведь не собираешься его преследовать…
– Я сказал, назови его фамилию! Напиши его адрес. Сию же минуту! – он толкнул в ее сторону ручку и чернильницу.
Грэйс начала писать, внезапно почувствовав угрызения совести. В глубине души ей казалось, что отец поймет, что происходит, но, как выяснилось, он даже отдаленно не догадывался о том, что она задумала. Она всегда отдавала себе отчет, что ее неприязнь к отцу обусловлена в основном зависимостью от него и тем, что он вечно мешал ей делать то, что она хотела, но теперь, когда всему этому скоро настанет конец, она вдруг увидела перед собой встревоженного, недалекого человека, старающегося поступать в соответствии со своими представлениями о том, что правильно. Ей стала очевидна жестокость выбранной ею стратегии. Закончив писать адрес и нарисовав маленькую карту, она вместо того, чтобы толкнуть по столу листок бумаги, передала его отцу в руки.