– Ладно, думаю, ты со временем будешь сожалеть о своем поступке, – сухо сказал он. – И от тебя не убудет, если утром ты пойдешь и извинишься перед матерью. Сейчас она, наконец, уснула после того, как ей дали снотворное.
– Да, конечно.
– Я займусь твоими делами утром. Иди спать.
Грэйс вышла в холл и попыталась стряхнуть со своей одежды пропитавший ее запах табачного дыма. Она понюхала свой рукав, но аромат лимонного мыла, оставленный джемпером Мори, больше не ощущался. Грэйс вздохнула и пропустила волосы сквозь пальцы; ей казалось, что вокруг никого нет, но внезапно она заметила шарахнувшийся от нее в сторону силуэт. Это была Элис, ожидавшая ее у подножия лестницы. Она все еще всхлипывала. Присев, Грэйс попыталась приободрить ее:
– Выше нос! Все хорошо.
Элис шмыгнула носом.
– Правда?
Обойдя лестницу, Грэйс села рядом с ней на скрипнувшую ступеньку.
– Элис, совершенно неважно, как ты ответишь на мой вопрос, мне надо, чтобы ты сказала правду. Кто-нибудь недавно спрашивал тебя обо мне? Что я собираюсь надеть, что я делаю? Про трюк с картами, о котором я тебе рассказывала? Я не рассержусь, если ты об этом рассказала.
Элис смотрела на нее озадаченно.
– Спрашивали? Нет, я в жизни не буду никому рассказывать такие вещи.
– Совсем ничего?
– Ничего. Я ни с кем о вас не говорю, мисс, я ваша горничная, а не какая-нибудь сплетница, – она судорожно сглотнула. – Мисс, это правда, что вы провели где-то всю ночь с двумя мужчинами?
– Да. Я играла в карты.
– Но если кто-нибудь узнает…
– Да, да, я падшая женщина, пария, и так далее, и тому подобное. Я иду наверх, мне надо сделать кое-какую работу.
– Работу? Среди ночи?..
– Чашка чаю будет очень кстати, спасибо.
Грэйс отложила мелок в сторону. Между нею и грифельной доской все еще висела пыль, от которой было сухо во рту. Еще раньше пыль осела в складках ее рукавов, от чего хлопок стал похож на переливчатый шелк. Отступив назад и впервые окинув взглядом всю доску, Грэйс увидела, как густо покрыта она записями, но еще и то, что эти записи лишены смысла. Вне зависимости от заданной скорости эфира эта часть уравнения никак не соответствовала другой его части, а именно допущению, что Мори говорил правду. Если бы ясновидящий был в состоянии ощущать движение эфира, если бы смысл события мог каким-то образом передаваться через него подобно очертаниям, образующимся в завесе меловой пыли от ее дыхания, он все равно не смог бы переместиться на значительное расстояние, развеянный образующимся от движения Земли попутным аэроветром. То есть информация о событии могла бы передаваться только на очень короткие расстояния. Если бы Мори был тем, за кого себя выдает, то он был бы способен предсказывать будущее, но только то, что случится буквально через несколько мгновений после предсказания.