Старец замолчал, немного виновато потупившись, почему-то на его лице не было и тени торжества человека, разгадавшего вселенскую загадку. Ариэль задумчиво молчал, было похоже, что он прокручивает эту схему на уже известных ему примерах, потом его лицо просветлело и он, тихо улыбнувшись, кивнул:
— Всё так просто и так понятно. Зачем Богу нужны бессмысленные существа, не способные делать выбор, не способные принимать решения, лишённые свободной воли? А если сделать людей неспособными на зло, мы ничем не будем отличаться от червей, которые бесцельно копошатся в земле и вряд ли даже догадываются, что они существуют. Не обладая свободной волей, мы не сможем быть счастливыми, при этом не может так быть, чтобы исключительно все люди всегда и во всём выбирали добро. Да ведь и каждый из нас постоянно вносит свой вклад в копилку мирового зла, при этом никто не хочет, чтобы Бог превратил его в бессмысленного червя. Я понял: Бог хочет, чтобы каждый человек сам уничтожил зло в самом себе — добровольно, а Бог поможет. Спаси вас Господи, отче.
— Значит ты вполне удовлетворён этим разъяснением?
— Да, вполне. Мне всё понятно.
— Поразительно. Обычно это разъяснение никого не удовлетворяет и уж тем более не радует.
— Но почему, если оно абсолютно исчерпывающе?
— Потому что логика не снимает боль. Разум человека может всё осознать, а сердце не может смириться с ужасом торжествующего зла. Если бы ты сам совсем недавно не хлебнул этого ужаса, я бы решил, что поспешность твоего согласия говорит о его легковесности.
— Я ничего не забыл, отче. Я всё помню. Изрубленные трупы невинных людей на пепелище всегда будут стоять у меня перед глазами. Ещё страшнее вспоминать лица Гийома и Ансельма, которые превратили безжалостное убийство в весёлое соревнование. На этих лицах я увидел пустоту, граничащую с безумием. Но я помню и о том, во что я сам превратился, когда, отвергнув Бога, горел желанием убивать, и убивать, и ничего больше. Я не могу изменить души тех несчастных рыцарей, но я могу хотя бы попытаться изменить свою собственную душу, избавить её от зла насколько это возможно. И я надеюсь на то, что Бог мне поможет.
— Ты понял главное, Ариэль. Господь тебя не оставил, я очень рад.
— Но почему всё-таки люди продолжают обвинять Бога в том, что сами же и творят?
— Мне кажется, потому что, что они недостаточно сильно переживают грядущую радость Царства Небесного. Бог на земле никому не обещал справедливости. Бог обещает справедливость, и радость, и счастье в Царстве Небесном, где мы получим несказанное, невероятное возмещение за все страдания, через которые мы проходили на земле. Вот там Бог и уничтожит зло — для тех, кто по своей воле выбрал добро. Любой из нас, я полагаю, согласился бы в течение одной минуты терпеть какую угодно боль, если бы за это ему подарили полвека счастья. Но ведь земная жизнь, по сравнению с вечностью, меньше, чем минута, и счастье нас ожидает не на полвека, а навсегда, если достойно выдержим земные испытания. Но некоторые люди, прекрасно об этом зная, всё-таки продолжают говорить, что Бог слишком жесток и несправедлив, поскольку вынуждает нас страдать в земной жизни. Эти люди, хоть и верят в вечную жизнь, но где-то в глубине души воспринимают земное бытие, как единственную реальность. Они не мечтают о Царстве Небесном так, как мечтают о земных удовольствиях, отсюда все разговоры о том, что если бы Бог был милосердным, то уничтожил бы зло. А Бог просто хочет, чтобы мы были его сотрудниками в деле уничтожения зла, и тогда он приведёт нас туда, где зла нет.