И вот стоило мне отвернуться от них на минутку, как я почувствовал в правом накладном кармане чью-то руку. Правой рукой я эту руку захватываю в кармане, в кисти и поворачиваю голову к ее владельцу. Вижу — «каланча» этот рядом, и я держу его за правую руку. Пацаны стоят, смеются то ли над тем, что он попался, то ли надо мной, что я в такой растерянности смотрю на них. Тут меня охватила досада. В какой нелепой ситуации я оказался, что молодняк смеется тебе в лицо. Надо немедленно выправляться, но только по закону. Я достаю другой рукой удостоверение, показываю пацанве и громко говорю: «Уголовный розыск!» Вот тут бы и заснять эту сцену, Где салажата оторопели, а длинный просто потерялся. Я смотрю ему в глаза, перехватываю покрепче руку. Куда делась удаль молодецкая, геройство перед своими корешками, в глазах страх и смятение: «Что со мной будет, дяденька?» Спокойно говорю: «Теперь пойдем со мной» — и с силой помогаю выйти из чайной. Пацаны еще не пришли в себя, остаются, а мы выходим на небольшой морозец и я за руку твердо веду к посту ЛОВД на платформе.
Народа уже никого нет, платформа пуста. А про себя подумал: «Я тебе постараюсь объяснить, втолковать, что по чужим карманам залезать проблемно и что за это придется ответить, соплячок. Может быть, с моей стороны жестковато, но зато доходчиво и справедливо. Ему этот урок на будущее пригодится, только жить начал. В конце концов у него и родители должны быть или кто-то из опекунов есть. Ему учиться надо, а не «мелочь по карманам тырить» да потом на нарах за кого-то отдуваться. Пацаны — они «глупые герои»: все на себя возьмут, не думая, да потом все это аукнется. Но жизнь уже не вернешь назад, не всегда поправишь, что не так сделал. Но это я так думаю, но он, похоже, наоборот. Не готов он так далеко заглядывать в будущее, живет сегодняшним днем, в том его беда. Отойдя метров двадцать от чайной, и, видимо, поняв, куда я его веду, и что с ним дальше будет, подросток мой аккуратно упал и заскулил на мерзлый асфальт, давая мне понять, что дальше не пойдет, хоть режь его на месте. Конечно, я мог его заставить подняться и идти, если б он мне насолил посерьезнее. Для острастки я его протащил несколько метров волоком, да и бросил, мол, разбирайся в своей непутевой жизни сам, а у меня жена в чайной осталась с подростками. Нельзя оставлять ее с ними, хоть она и не робкого десятка. А их уже и след простыл, и я думаю, им хватило и того урока, который получили со своим сопливым неразумным наставником, которого после этого случая навряд ли будут уважать как прежде.