1
Лето будто в последний раз взмахнуло своим солнечным крылом и покорно уступило место осени. И, как по заказу, потянулись многоярусные, разноцветные, похожие на слоеный пирог, облака, они словно были чем-то недовольны, хмурились, застилали синеву неба, пятнали землю лужами и текли все дальше, дальше на восток.
Одно пока оставалось неизменным: ребята по-прежнему жили дружно, признавали Точкина комиссаром, прислушивались к его советам, поддерживали почти воинский порядок в общежитии, за что были поставлены в пример на профсоюзной конференции треста. К ним зачастили представители из других общежитий.
Однажды при посещении очередной группы фатоватый парень с длинными рыжими волосами, с пейсами до подбородка, в пиджаке чуть не до колен, расклешенных брюках с кисточками небрежно бросил:
— Подумаешь, навели казарменный марафет! Небось и старшина есть?
— Есть! — сказал Гена Ветров. — Только не старшина, а комиссар.
— И к девчатам строем пойдете, салаги?
Ребята угрожающе замкнули кольцо вокруг крашеного гусака.
— Ну чего, чего взъелись? Шуток не понимаете, — примирительно сказал рыжий.
— Ты служил в армии? — строго спросил Яша Сибиркин.
— Какое это имеет значение?
— Армия дает человеку не только военные знания, но и закладывает высокую культуру, в том числе культуру содержать в чистоте свое жилище и свою прическу. Ребята, отпустим его с миром, пусть не мусорит в нашем доме, видите, он весь перхотью обсыпан.
Пришелец покосился на свои плечи, по привычке начал попеременно обеими руками стряхивать с них мутную россыпь.
— Не мусорь, тебе говорят! — прикрикнул даже Симагин. — Выдь на улицу!..
Прочерчивались перспективы молодых строителей, разумеется, не по прямой. Кирка Симагин наставлял ребят, листавших учебники:
— На кой черт сидеть за партой, изучать всякую муру, когда мне сразу дали тот же второй разряд?
— В учебном комбинате сотни людей сидят за партами.
— Чудаки, потому и сидят, будто они не молотком, а лбом будут гвозди заколачивать.
Яша хотел выпроводить и Кирку из общежития, как того рыжего парня, но Симагин взмолился:
— Ладно, ладно, может, я тоже буду поступать, как Генка, в вечерний университет!
— Вот тебе лист бумаги, ручка, пиши заявление. Ребята, будете свидетелями, — объявил Сибиркин.
Симагин долго пыхтел над тетрадным листком, наконец спросил:
— Ген, как называется тот университет?
Все рассмеялись.
Да, у каждого складывалась судьба по-своему, но одна черта была схожа: если не считать Симагина, никто не искал места потеплее, работу поприбыльнее, напротив, все рвались туда, где труднее, важнее и, пожалуй, рискованнее.