Выпили Марс с мужем, Анфиса обиженно лишь пригубила.
— Эт-то что такое?! — муж перестал капусту жевать, в стаканчик жены грозно пальцем тыча. — Идеологическая диверсия? Провокация хохляцких плутократов? Вылазка воинствующих атеистов?
— Терроризм! — Марс, пьянеющий быстро, бороденкой замотал по-козлиному.
— Не буду пить первач, — отрезала Анфиса, лицом каменея.
— Анфис… — муж руками развел, чуть бутылку со стола не смахнув. — Ты нас уважаешь?
— Сашок, мы ж на новую печь копим, ты ж знаешь наши нужды! — с обидою Анфиса проныла.
— Накопим, — сурово муж пообещал. — Вот это выпьем и накопим.
И ногтем прокуренным по бутылке первача прищелкнул.
Анфиса выдохнула бессильно, взяла огурец, захрустела.
— Слава нашей партии родной! — муж взял полный стаканчик в левую руку, встал, размашисто перекрестился и выпил одним духом.
Как беспартийные, Анфиса с Марсом выпили сидя.
Стали закусывать.
— Ты вот, Анфис Марковна, говоришь — под станцией, инвалидам, — хрустел Марс. — Год назад — без никаких продавал там. А нынче под станцию даже беглый китаец не сунется — не тот инвалид пошел. Зарежут, как собаку, самогон выпьют, а тобой закусят.
— Эт почему ж так?
— А потому, что от жизни отстаешь, кроме личного ничего не видишь, — укорил муж жену, капусту наворачивая. Социальные попечения. Общественная воля. Старые раны страна долго залечивает. Государь и партия делают все возможное. Но ди-а-лектика текущего момента оказывается сильнее.
— Год назад там, под платформой, кто сидел? — стал объяснять по-своему Марс, пальцы загибая. — Инвалид войны уральской. Их там оружием обычным глушили, ну, напалмом еще жгли. А нынче кто и откуда в Москву попер? Краснодарские ветераны. Их там салафиты глушили оружием новым, убойным.
— Вакуумно-паралитические бомбы, — подсказал муж.
— После них у солдата ум отшибает. По мне, лучше обе ноги потерять, чем разум.
— Стало быть, под платформу не полезешь больше? — с обидой растущей жевала Анфиса.
— Да я б полез, не побоялся, если б они хоть платили рублем. А то — вот чем под платформой нынче платят! — Марс сунул руку в карман, вытащил стопку перетянутых резинкой пустых теллуровых клиньев. — Гвоздями пустыми! Три гвоздя за бутыль. А что с ними я делать буду? Про указ слыхала?
— Указ нумер сорок, — самодовольно муж почесался. — Токмо через аптеку.
— Токмо через аптеку! — развел Марс руками, простынь задев. — Половину — государству.
— Новая политика, а как же… — муж зачерпнул рукой квашеной капусты, запрокинулся, в рот сверху заправляя.
— И где ж ты теперь продавать будешь? — перестала жевать Анфиса.