— Спокойный вечер, — произнесли обветренные губы лица и попытались улыбнуться.
Богданка оттолкнулся от пожелтевшей раковины, пошел в комнаты.
В гостиной на ковре кругом сидели молча двенадцать человек. В центре на сильно потрепанном томе «Троецарствия» лежала открытая спичечная коробка. В коробке серебристо поблескивал теллуровый клин.
Богданка сел в круг, бесцеремонно потеснив подмосквича Валеного и замоскворецкую вторую подругу Владимира Регину. Они не обратили внимания на грубость Богданки. Взгляды их не отрывались от кусочка теллура.
— Ну что, сбылась мечта идиотов? — попробовал нервно пошутить Валеный.
Все промолчали.
Владимир нетерпеливо выдохнул:
— Ну давайте тогда… чего глазеть-то, честное слово…
— Господа, надобно бросить жребий так, чтобы все были удовлетворены и не было даже тени обиды, даже малейшего намека на какую-то нечестность, на передергивание, на что-то нечистое, мелкое, гнилое, на чью-то обделенность, — с жаром заговорил щуплый, субтильный Снежок.
— Никаких обид, никакого жульничества… — замотал бульдожьей головой вечно сердитый Маврин-Паврин.
— Послушайте, какие же могут быть обиды? — забормотала полноватая, плохо и неряшливо одетая Ли Гуарен.
— Меня обидеть легко… — еле слышно пробормотал сутулый Клоп.
— Не о том говорим! Решительно не о том! — ударил себя по колену Бондик-Дэи.
— Нет уж, давайте оговорим, давайте, давайте, давайте, — зловеще закивал Самой.
— Послушайте! Черт возьми, мы собрались не для жульничества! — повысил голос Владимир, и все почувствовали, что он на пределе. — Вы у меня в доме, господа, какое, на хуй, жульничество?!
— Владимир Яковлевич, речь идет не о жульничестве, оно, безусловно, невозможно среди нас, людей вменяемых, особенных, умных, ответственных, но я хотел бы просто предостеречь от… — затараторил Снежок, но его перебили.
— Жребий! Жребий! Жребий!! — яростно, с остервенением захлопал в ладоши Владимир.
На него покосились.
Сидящая рядом пухлявая Авдотья обняла, прижалась:
— Володенька… все хорошо, все славно…
Он стал отталкивать ее, но Амман протянул свою большую руку, взял Владимира за плечо:
— Владимир Яковлевич, прошу вас. Прошу вас.
Его глубокий властный голос подействовал на Владимира. Он смолк и лишь вяло шевелился в объятиях Авдотьи.
— Господа, — продолжил Амман, обводя сидящих взглядом своих умных, глубоко посаженых глаз, — мы собрались здесь сегодня, чтобы пробировать новое. Это новое перед нами.
Все, словно по команде, уставились на коробку.
— Оно стоило нам больших денег. Это самый дорогой, самый редкий и самый наказуемый продукт в мире. Никто из нас не пробировал его раньше. Посему давайте не омрачать день сей. Я предлагаю кинуть жребий.