— А не пора ли, так сказать, некоторым образом и привалить? — спросил своим лениво-протяжным голосом Микиток, разминая белые, холеные руки, украшенные двумя перстнями — платиновым, с черным сапфиром, прорезанным иероглифом «благополучие», и золотым с бриллиантовой монограммой «М».
Бригада, дремлющая в глубоких, розовато-мраморной кожи креслах, вяло зашевелилась. Последний привал был в полдень, в окрестностях Бобруйска, он естественно совпадал с обедом, приготовленным бригадным поваром Ду Чжуанем, обедом обильным, из семи блюд, завершившимся десертом, коньяком, кальяном и послеобеденной прогулкой по весеннему лесу. Сейчас на старомодных часах салона было без четверти шесть.
— Для ужина рано, — потянулся худощавый, почти весь покрытый живой татуировкой и мормолоновой чешуей Лаэрт.
— Нужно чайку попить, — жестоко зашлепал себя по впалым щекам Арнольд Константинович.
— Так я, господа хорошие, собственно, об этом и толкую. — Микиток томно приложил руки к груди, запрокинул красивую кудрявую голову с изящно выстриженной бородкой и издал негромкий стон: — О-о-о-о-о-ох… мука моя сме-е-е-е-ертная…
— Будить бригадира? — сложил умницу, стилизованную под старую книгу, горбоносый узколицый Латиф.
— Буди, — кивнул субтильный, широкоскулый и узкоглазый Серж, отстегивая ремень безопасности и нажимая кнопку вызова стюарда.
Латиф с кавказской почтительностью возложил свои красивые, слегка покрытые черными волосами руки на локоть бригадира, дремлющего в соседнем кресле. На широком, благородном, умном лице Витте, имевшем всегда выражение уверенного и делового покоя — даже когда он спал, — и сейчас сохранялось это выражение. Глаза его были прикрыты.
— Есть желание? — спросил бригадир приятным, уверенным голосом, не открывая глаза.
Этот уверенный голос заставил всех, кроме спящего и похрапывающего Ивана Ильича, заворочаться, защелкать ремнями.
— Есть, бригадир, — с почти сыновней улыбкой произнес Латиф, мягко сжимая локоть Витте.
— И это желание пожирает нас яко Левиафан. — Микиток вызвал в умнице зеркало, глянул, поправил сбившуюся персикового цвета бабочку. — Члены затекли!
— Размяться стоит! — в своей императивной манере сообщил всем Арнольд Константинович.
Серж глянул в окно:
— Да и местность позволяет.
За окном уже третий час тянулся один и тот же пейзаж — тронутый весной смешанный лес справа, развалины Великой Русской стены слева.
Вошел изящный во всех смыслах стюард Антоний с напитками и освежающими салфетками.
— Привал, — произнес бригадир и открыл каре-зеленые глаза.
Салон слегка качнуло, движение поезда стало замедляться, и он остановился.