– В общем, так. По расстоянию в довоенные времена, здесь часа три пути. Даже меньше. Но учитывая неожиданные новости, типа леса за кольцом, идти будем долго. Воды у нас дня на три, еды и того больше. Но там, – он махнул в сторону близкого, но пока невидимого перекрестка, – радиация. Вот ее, родимую, нам хватать не стоит. Даже за обещанный бронетранспортер. Кат видит пятна, их мы обойдем, но дальше вероятность сплошного заражения. Завод-то по всем воспоминаниям снесло начисто, верно, Книжник?
Макс кивнул. Он больше всех страдал от раннего подъема, хотя в наряде вообще не стоял. Как человек ученый и в целом случайный для отряда.
Позавтракали водой и сразу вышли. Мортов не видно и не слышно, но от павших уже на дороге немых бандитов – одни кости. И те разгрызли на куски. Только чей-то череп в стороне скалится щербатой улыбкой. Выстроились в боевой ордер и пошли. До кольца здесь два шага, противника нет, вообще никого вокруг не видно, иди себе.
Если бы Черный День не случился, возможно, отец рассказал бы Кату, что с Острогожским кольцом связана масса его воспоминаний. И одна из лучших студий звукозаписи, занимавшая в конце восьмидесятых каморку, арендованный кусок продуктового магазина. Там всегда первыми появлялись новинки, которые шустрые кооператоры записывали на кассеты. Школьники ценили. Западные альбомы частенько обрывались – сорок пять минут сторона японской кассеты, хоть тресни. До царства компакт-дисков было лет десять. Наши музыканты всех стилей это сразу поняли, альбомы влезали аккурат в этот промежуток.
Ехать сюда приходилось на трамвае – это уже в нулевых их отменили, распродав и вырвав рельсы, жадные городские власти. С трамвая-то властям никакого прока, он городской, а маршруткам можно дорого продавать лицензии на маршрут. Сплошная выгода и наполнение карманов. Еще здесь стояла автостанция, позже замененная аккуратным двухэтажным скворечником банка – отец брал там кредит давным-давно. На ремонт или еще какую-то не очень нужную ерунду. Так и стоит где-то их квартира, в которой заботливо выложенная плиткой ванная, ламинат, давно вспучившийся от сырости, треснувшие трубы батарей и прочий довоенный уют. Только вот трехнедельному зародышу не расскажешь, а позже отца не стало. Даже не выплатил до конца деньги.
Многое можно было вспомнить. Но вот некому, поэтому Кат обходился собственными впечатлениями, а если и вспоминал, то только мать.
В центре кругового перекрестка когда-то была клумба. Давно покойные работники городского хозяйства сейчас бы заплакали от умиления: сиротливых, хотя и ярких цветов там больше не было. Сплошное торжество абстракции и силы мутировавших растений – многоствольный куст высотой до третьего этажа, с изломанными, изогнутыми в самых причудливых направлениях ветками. Длинные шипы, листья размером с колесо, жутковатого вида сиреневые цветы, с которых вниз свисала слизь. Асфальт вокруг этого торжества фауны над людьми был взрыт, раскидан могучими узлами корней.