– Не переживай, школа, какой бы она ни была, – всегда огромная перемена. Чтобы свыкнуться с этой мыслью, ей понадобится время. У нас впереди все лето…
– Я могу спросить, не могут ли они принять ее сейчас, – сказала она, и в ее голосе слышалась радость.
Алекс испуганно застыл на месте.
– Сейчас? Но ведь прошло всего два с половиной месяца, как…
– Ты не обращал внимания на ее поведение?
– Не особо.
– Она все больше склонна манипулировать нами. Играть. Ханна заботится о том, чтобы все ее проделки видела только я, поэтому, когда мне приходится рассказывать о них тебе… ты сомневаешься в этом. Как она дерется. Как пишет скверные слова. Как говорит… Ханна надо мной издевается. Зачем она утром потащила тебя наверх?
– Да так, ерунда. У нее есть план. – Он немного заерзал, чувствуя себя неуютно под ее пристальным взглядом. – Она кое-что задумала. Если честно, думаю, тебе понравится.
Хотя ей было не холодно, она застегнула на молнию спортивную куртку для занятий йогой, в которой любила ходить дома, и засунула в карманы руки.
Сюзетта хотела переодеться и перезвонить в школу, но Алекс не сводил с нее глаз, а ей, наоборот, хотелось, чтобы он отвернулся.
– Отлично. Я займусь этим сама.
– Эй, я не спорю с тобой, что ей пора в школу. Ты, вероятно, права: девочке скучно, ей нужны перемены…
– Перемены нужны мне. Ты не знаешь, какая она. При тебе она надевает самую невинную маску. И неизменно ведет себя, как душка.
– Да нет, я верю тебе. Однако мы уже говорили, что учебный год начался давным-давно…
– Я не могу сидеть с ней в четырех стенах! Ты меня не слышишь.
– Слышу, älskling.
И он крепко обнял ее.
Обычно это приносило Сюзетте огромное утешение и успокоение, но она уже слишком замкнулась в себе, а ежедневные испытания, которые ей устраивала Ханна, и постоянные расстройства, доставляемые собственным организмом, выжгли ее дотла. Сюзетта хотела разогнаться и, словно птица, на лету врезаться в стеклянную стену их дома. Плевать, если при этом она свернет себе шею. Потом еще и еще – до тех пор пока не измажет своей кровью все стекло.
Она оттолкнула его и подавила рвущийся наружу крик. И тут же увидела, что на его лице, как в зеркале, отразилась паника, плескавшаяся в ее широко распахнутых глазах. Этот неуверенный, испуганный взгляд ему не принадлежал. Она заставила себя немного успокоиться. Ей захотелось сделать хоть что-то, чтобы вернуть лицу мужа привычное непринужденное выражение.
– Прости, ты просто не…
Она отшатнулась и нервно прижала ладонь ко рту, стараясь не сболтнуть лишнего.
– Она нас дразнит. Не знаю, что у нее на уме, но она играет в какие-то игры…