— Викочка, тут такое дело… я думаю, что ты уже в состоянии обсудить твое отношение к молодому графу. Нужно окончательно закрыть этот вопрос. Ты должна разобраться в своих чувствах. — Огорошила меня мама.
Я опешила. Родители смотрели совершенно серьезно, брат… Брат не считается.
— Вы о чем это? Я думать о нем забыла. Он вообще в другом мире остался. Что тут обсуждать?
— Девочка моя, неужели ты осталась совсем равнодушной к вашему поцелую?
— Мама, к какому нашему?! Он чуть не раздавил меня, закрыл рот и нос прижал. Да я чуть не сдохла! Брат — свидетель.
— Вика, следи за своей речью.
— Извини, мама. А ты прекрати ржать! — Я честно не понимала к чему этот разговор.
— Я думаю, Виктория, что мальчик действительно тебя любит. Как бы не получилось так, что ты совершила огромную ошибку. Видишь ли, не все так просто с этим предназначением.
— Мама, когда меня насиловали, ломали руку и лицо, он развлекался с очередной блондинкой. Какая любовь?
— Как ты можешь знать это?
— Да я прямо ему об этом сказала и он не отрицал.
— Мелкая, ты закатила ему сцену ревности? — Веселился брат.
— Я отказала ему во взаимности и аргументировала свой отказ.
— Викочка, а он после этого не говорил больше с тобой о своих чувствах?
— Ну, я же тогда рассказывала… Или нет? Говорил раз десять, что любит. Что недостоин меня и ему достаточно будет просто смотреть на меня, если я не хочу с ним общаться. Как я утром чай пью — смотреть и гоняют меня как…это — на лошади. Что во мне вся его жизнь. Что я чиста и прекрасна, как первый снег и просил не отвечать сразу отказом, а дать ему хоть несколько часов надежды до конца бала. — Мой голос становился все тише и тише. — Говорил, что умрет за меня, что боготворит, что глаза, как грозовое небо и что глаза целовать, и в руках меня держать… и что о любви молит. На колене стоял. Локон насильно срезал и целовал его. Мотыльки… показывал.
Брат выдохнул с завистью:
— Силен, бродяга. Нужно взять на вооружение, хотя-а… если не подействовало…
Мама печально смотрела на меня:
— Бедный ребенок, так страшно ошибся, как же он теперь…
— Мама, он не ребенок. Ему лет тридцать. Я знаю, что ему нужно было от меня: он меня уговорит, женится, наделает детей. Отец перестанет его доставать, занявшись внуками, и не лишит титула и наследства. А сам он спокойно с блондинками…
— Мама, папа, как вы могли родить такую дуру?! Лучше бы остановились на мне. Ты что, серьезно думаешь, что ради банальных бабок взрослый серьезный мужик на виду у всей страны станет ползать на коленях и молить о любви? Ты когда повзрослеешь? Что он, действительно, в тебе нашел? — Брат подозрительно прищурился. — Ты пела ему?