В теплый майский субботний день отец с сыном вошли на шестой этаж Media Lab MIT — и обнаружили там сотни других юных фанатов Scratch, перемещающихся между разнообразными семинарами и презентациями. «Пятый ежегодный день Scratch» был организован как фестиваль чудес. Целая стена отводилась для граффити на базе Scratch. В программу входила игра «охота за предметами»[141], «корреспондентский корпус», члены которого брали у всех интервью, семинары по изготовлению и программированию роботехники, а в конце дня — игра «покажи и расскажи». Но привлекательнее всего был дух солидарности, который это мероприятие культивировало у детей. «Очень вдохновляюще, — вспоминает Сигел. — Зак увидел, что он не единственный мальчишка, которого занимает программирование».
В начале мероприятия высокий худощавый человек с ореолом седых кудрей поднялся на подиум, чтобы поприветствовать собравшихся. К удивлению Сигела, тот был ему знаком. Это был Митч Резник, его коллега по курсу информатики в MIT в 1980-е годы. Позже, когда мероприятие подходило к концу, Сигел подошел к Резнику и представился.
«Я только хотел сказать спасибо за всё, что вы для меня сделали, — сказал Сигел. — Поразительно, но вы сумели подарить моему сыну вдохновение».
Резник улыбнулся, вежливо кивнул — но вместо того, чтобы предаться воспоминаниям о былых деньках, отвернулся и заговорил с сыном Сигела, спрашивая, что ему нравится создавать при помощи Scratch, как он включился в работу сообщества, что ему больше всего нравится в программе и как бы он хотел ее улучшить.
«Я уделил больше внимания Заку, — вспоминает Резник. — В программе так много разнообразия, и мне всегда интересно, что привлекает детей и какими путями».
Возвращаясь обратно в Нью-Йорк, Сигел решил спонсировать Scratch. «Это не ради прибыли, — думал он. — Пусть деньги пойдут им на пользу». А потом у него возникла иная мысль: возможно, у него найдется что предложить и помимо денежного чека.
* * *
В 1864 году предприимчивый механик по имени Уильям Селлерс направил коллегам-изобретателям во Франклиновском институте Филадельфии некий документ. В нем предлагалось, чтобы все винты изготовлялись с приплюснутыми кончиками и резьбовым профилем в точности 60 градусов. Американское правительство приняло «нарезку Селлерса», и железные дороги взяли ее на вооружение. Это простое предложение — стандартизация самой скромной из производственных деталей — стало стимулом для появления взаимозаменяемых частей[142]. «Он зажег искру, от которой возгорелась индустриальная революция, — говорит Том Найт, специалист по синтетической биологии из MIT. — Трудно переоценить значение стандартизации для креативного процесса. Изобретатель хочет изобретать, а не заморачиваться по поводу нарезки винтов».