А потом раздался жуткий гул. Лежащего на полу Птицу подбросило, словно пушинку, и ему показалось, будто потолок упал ему на голову.
– Сережа! Ты меня слышишь? Сереженька?
«Странно. Этот голос никогда не называл меня так. – Сокольских вообще не помнил, чтобы за последние лет пять-восемь к нему кто-то так обращался. – Может, мне родной дом снится? То самое время, когда я был уже подростком, но мать все еще иногда обращалась ко мне именно так. Я сердился на нее, переживая, что засмеют, если услышат сверстники. Но теперь… теперь мне так сильно не хватает этого мягкого, родного маминого голоса. Я бы многое отдал, только бы еще раз его услышать». Но голос был не вымышленным, напротив, очень даже реальным и настойчивым.
Сергей с трудом разлепил глаза и, словно сквозь туман, увидел склонившуюся над ним Иеву.
– Что… случилось? – Он приподнялся и тут же почувствовал сильную боль в затылке.
– Тебя контузило, задело обломками. Туннель рухнул в нескольких местах. Я тебе голову перебинтовала, как ты себя чувствуешь? Очень плохо?
Сокольских облокотился на здоровую руку и с помощью девушки попытался встать. Голова закружилась, к горлу подступила тошнота.
– Кажется сотрясение… и рука, не чувствую ее совсем… а что «эти»?
Он имел в виду тварей. Впрочем, девушка сразу его поняла.
– Отрезало. Завал такой, что бульдозером не пробить. Их даже не слышно.
Птица оглянулся, пытаясь отогнать дурноту и слабость. Туннель действительно завалило капитально, в свете фонаря, освещавшего область, из которой они бежали, выросла мешанина земли и кусков бетона. А еще в нескольких местах из потолка на пол и стены били струи грязной воды.
После столкновения с неизвестными хищниками раненых в группе прибавилось. У Иевы была перебинтована нога, Макс прижимал к наполовину оторванному уху окровавленную марлю. Бронко в очередной раз менял на боку повязку: рана, полученная еще на элеваторе, не заживала. Руди баюкал поврежденную руку в шине и досадливо теребил ежик светлых волос с засохшей на них кровью.
Иева металась между мужчинами, меняя повязки, нанося мазь, вкалывая лекарства. Сергею она тоже обработала рану на руке и сделала два укола из разных ампул. Сейчас он сидел, меланхолично посасывал какую-то пилюлю от головной боли и смотрел, как Руди в очередной раз самостоятельно ставит себе укол одноразовым армейским шприцем.
– Надо идти. Здесь нам ловить больше нечего. Остался только один путь, вперед. Если вы верите во Всевышнего или иных богов, помолитесь о том, чтобы впереди больше не оказалось никаких преград. Иначе, мы вскоре будем завидовать оставшимся снаружи Мареку и Фреду, потому что наша участь будет довольно скверной.