– А тебе она что предложила? Если на твое место прицелилась?
– Мне было предложено отказаться от работы непосредственно в институте, заменив место на Зону отчуждения. Под другим руководством. На другую тему. То есть начать все с нуля. Но при этом остаться в науке. И, что важно, на свободе.
– Лихо. И ты согласилась, верно? – Сергей в несколько затяжек выкурил сигарету.
– Да. У отца из-за всей этой истории стало плохо с сердцем. Инсульт. Отнялись ноги. Мама теперь возит его на коляске. – Иева сжала пластиковую кружку так, что та почти расплющилась в ее руках. – Знакомые того человека, из-за которого все заварилось, имели связи в полиции. И все могло кончиться действительно тюрьмой. И тогда я решила: «Вы, сволочи, еще у меня умоетесь!» Подписала перевод и начала все заново. Выбрала тему, стала, как это у вас говорят, «пахать от зари и до зари». Было очень трудно. Днем – текущая работа, ночью, до первых петухов, – работа над своей темой. Похудела, хотя окружающие говорят, что это пошло на пользу внешности. Но потом справилась, втянулась. Сейчас, под руководством Натана, мне удалось совместить тему моих исследований с той работой, которой я занималась на станции. Напросилась в эту экспедицию. Помогло знание русского языка, желающих было очень много. Когда вернемся, я надеюсь, все изменится к лучшему. Наше путешествие даст мне действительно хорошие возможности.
– Знаешь, дай бог, чтобы так оно и было. Мне кажется, в экспедиции нет такого человека, который бы желал иного исхода. Верно? – Сказав это, Сокольских внимательно посмотрел на девушку.
– Конечно. С нами бравые морпехи и ты, о чем тревожиться?
– Мы стараемся сделать все возможное, чтобы не было тревог. Но тут Зона, она непредсказуема… – И, чтобы сменить тему, Сергей спросил: – Значит, тот случай с насильником, был твоим боевым крещением?
– Ты имеешь в виду мою физическую агрессию по отношению к другому человеку?
– Нууу, замысловато сформулировано, но да, примерно это я и хотел сказать.
– Нет. Впервые это случилось гораздо раньше. – Она взглянула на Сергея. – Ты действительно хочешь это знать?
– Только если сама пожелаешь поделиться. Я не давлю, но мне и правда интересно.
– Ну, хорошо. Ты будешь одним из немногих, кому я это рассказывала. Когда мне было девять лет, у нас недалеко от дома находился пустырь. Сносили старые дома, и там образовалась площадка, куда я часто бегала гулять. Однажды я нашла там котят. Маленьких совсем, слепых еще. Мамы-кошки не было, куда она делась, не знаю. А котята пищали жалобно, кушать хотели. Тогда я сбегала домой, принесла им молока на блюдечке. Но эти серые комочки родились на днях, а потому лакать из посуды еще не умели, им бы к кошкиной груди, к соскам, а мамы нет. Я тогда вот что придумала: край платьица смачивала в молоке и в рот им подсовывала, как соску. Так они у меня и питались. На вторую неделю уже подросли. Сами могли молоко из блюдечка слизывать. Я с ними играла, навещала их каждый день. Они меня уже узнавали, я им имена придумала. Картонную коробку принесла – вместо домика. Домой их не могла забрать, мама не разрешала. Так и ходила к ним. Однажды я пришла, а там – неладное. Двое мальчишек стоят, и дым какой-то идет. А еще пахнет так нехорошо, паленым мясом. Ближе подошла, а у самой сердце застучало: чувствую, плохое что-то стряслось. Оказывается, те парни принесли бутылку с бензином, облили коробку и сожгли вместе с котятами. Просто так. Чтобы посмотреть, как те горят и корчатся.