Иева смотрела в одну точку и говорила медленно, спокойно, но Сергея, видевшего в жизни немало, пробрало до глубины души.
– Я не помню, что на меня нашло. Взяла какой-то железный прут – там рядом валялся, они им в коробку тыкали. И этим прутом начала их калечить. Были они меня старше, года на три. Но это не помогло. Я им сначала ноги отбила, чтобы не убежали. А потом просто лупила куда придется. Тому, который постарше, выбила глаз. Другому – сломала ребра и пальцы. Не специально, просто так получилось. Они громко кричали и, наверное, это их спасло. Прибежали взрослые, оттащили меня.
Потом разбирательство было. Меня два года к психологу водили. Иногда, в своих снах, я вижу тех самых котят. Бегу к ним, чтобы вытащить из горящей коробки, но никогда не успеваю. А вот лиц тех подонков уже не помню, стерлись из памяти.
Иева закончила рассказ и резко выплеснула остатки кофе на траву.
– Извини Иева, не думал, что ты мне такое расскажешь. Правда, извини.
– Ничего, что было, то было. Хотелось о чем-то другом поговорить, но настроение теперь не то. Как-нибудь в другой раз, хорошо?
– Конечно. – Сокольских помог подняться девушке, и они, провожаемые сгустившимися вечерними сумерками, молча вернулись в дом.
Когда все разошлись по комнатам спать, Сергей остался в помещении, служившем чем-то вроде прихожей. Уселся за старый, видавший виды стол. Спать не хотелось. Чтобы занять себя чем-то, принялся чистить оружие. Надо было сделать это сразу после «купания» в болоте, но руки только сейчас дошли.
Быстро справился с пистолетом, взялся за карабин. Где-то на улице бродили часовые. Серегина смена была под утро, ночь только наступила, и для того, чтобы прикорнуть часик-другой, время еще оставалось. Обычно в такие моменты, когда сон не шел, он думал о самом разном. Больше о прошлом, иногда о настоящем. О будущем очень редко, слишком уж неопределенным оно виделось. Но сейчас, когда миновала полночь, мысли были какие-то рваные, бессвязные, тревожные. Сперва Птица не мог понять, что конкретно служило этому причиной. Но постепенно он определил источник растущего беспокойства. Большое старое зеркало, стоявшее в углу комнаты. Сокольских сидел к нему полубоком, почти спиной и поймал себя на мысли, что оно очень странно действует на него. Нет-нет, Птица да и бросал туда взгляд, в этот плохо освещенный угол.
«Почему я его сразу тряпкой не завесил вечером? Собирался же. Неприятно было даже мимо проходить. Какое-то гнетущее, неприятное впечатление оно производит. Смешным боялся показаться. Такой опытный проводник, и тут – зеркала испугался».