– Ж. С., – проговорил Куигли. – Жак Сникет!
– Но ведь послание не может быть адресовано Жаку Сникету! – воскликнула Вайолет. – Он же погиб!
– А вдруг тот, кто оставлял сообщение, этого не знал? – сообразил Клаус и стал читать свои записи дальше: – «Для того чтобы сделать объявление о сборе, при необходимости используется выверенный условный календарь, основанный на плодах. Понедельник обозначается одн…» Тут все снова обрывается, но мне кажется, что эти оливки – шифрованный способ сообщить, на какой день назначен сбор: понедельник – одна оливка, вторник – две и так далее.
– А сколько их в миске? – уточнил Куигли.
– Четыре, – ответил Клаус, наморщив нос. – Мне не хотелось их даже пересчитывать. С тех пор как Скволоры поили нас водными мартини, вкус оливок меня как-то не привлекает.
– Четыре оливки – это четверг, – сказала Вайолет.
– А сегодня пятница, – заметил Куигли. – До сбора волонтеров остается меньше недели.
Бодлеры закивали в ответ, и Клаус снова открыл записную книжку.
– «Любые приправы и пряности, – прочел он, – следует снабжать кодированными этикетками, отсылающими волонтеров к стихотворным шифрам».
– Что-то я не понимаю, – растерялся Куигли.
Клаус со вздохом потянулся за горчицей.
– Это место действительно сложное. Горчица – это приправа, и получается, что она должна отсылать нас к каким-то стихам.
– Каким образом горчица может отослать нас к стихам? – спросила Вайолет.
Клаус улыбнулся.
– Я долго ломал себе голову, – сказал он, – но в конце концов решил посмотреть на состав. И вот послушайте: «Уксус, горчичный порошок, соль, куркума, последний катрен одиннадцатой части „Сада Прозерпины“ Алджернона Чарлза Суинберна[41] и двунатриевый кальций – консервант, идентичный натуральному». Катрен – это четверостишие. Видите, ссылка на стихи оказалась спрятана в список ингредиентов!
– Отлично придумано, – похвалила Вайолет. – Состав продуктов никто никогда не читает. А стихи-то ты не нашел?
Клаус, нахмурившись, поднял чашку.
– Я нашел обугленный деревянный указатель «Поэзия», а под ним оказалась груда бумажного пепла, в которой обнаружился один-единственный клочок со стихами, и это как раз было последнее четверостишие одиннадцатой части «Сада Прозерпины» Алджернона Чарлза Суинберна.
– Как удачно, – удивился Куигли.
– Чуточку слишком удачно, – заметил Клаус. – Ведь библиотека сгорела дотла, и из всех стихов уцелел ровно тот отрывок, который нам нужен. Таких совпадений не бывает. – Он вынул клочок бумаги и показал его Вайолет и Куигли. – Как будто кто-то заранее знал, что мы будем его искать.