Правда, у меня не было его спокойствия, и я исступленно валял дурака, был персональным клоуном для моих трех дорогих малышей, Патрисии, Флоранс и Поля.
Чтобы позабавить друзей и удовлетворить режиссеров, я превосхожу себя; чтобы услышать смех моих детей, я и вовсе готов прыгнуть выше головы. Подавая зачастую плохой пример. Или хороший? Иногда это кончается плохо. (Особенно для меня.)
Есть один трюк, который я могу выполнять дома и который они обожают, – Тарзан. Я разбегаюсь из конца коридора, колотя себя по груди и издавая соответствующий клич, и запрыгиваю на турник, прибитый над дверью ванной. Раскачиваюсь и делаю переворот.
Вот только однажды турник меня подвел. Бросившись всем своим весом на перекладину, я чувствую, что она вот-вот треснет. И падаю на пол с перекладиной во рту, как в мультике.
Мне больно, зубы сломаны, нос разбит, хлещет кровь, но надо держать лицо перед малышами, чтобы они не слишком испугались. И я пытаюсь рассмеяться, но улыбка моя ни на что не похожа. Изо рта падают белые осколки и красные сгустки.
Неудобство моей профессии в том, что надо всегда хорошо выглядеть; иначе возникнут проблемы с ролью или малодушными продюсерами. Я не могу остаться таким, с зияющей дырой на месте рта, тем более что неудобно ни есть, ни даже говорить.
Я прыгаю в самолет в Соединенные Штаты, чтобы мне восстановили пристойную челюсть. Чтобы не было никаких слухов на мой счет и никому не вздумалось завязать со мной разговор, я засовываю в рот огромную сигару.
Увы, я натыкаюсь на знакомого. Вернее, это знакомый натыкается на меня, сев рядом. Немецкий актер Хорст Буххольц, человек добродушный и болтливый, очень хочет скоротать время полета за беседой. Что меня совсем не устраивает. Я бормочу сквозь сломанные зубы что-то неразборчивое, чтобы отвадить его, но он упорствует, засыпая меня вопросами. Худший полет в моей жизни.
В машине я не намного спокойнее, когда со мной дети. Думаю, я очень быстро передал им любовь к быстрой езде, особенно Полю, который стал, как я и надеялся, когда он родился, пилотом «Формулы-1».
Маленькими я сажал их на колени, чтобы они вели сами, и давал, когда только мог, повертеть ручки. Они визжали от радости, когда, возвращаясь в наш дом в Сен-Морисе, я на полной скорости въезжал на парковку у церкви и юзил на ручном тормозе.
Моей тогдашней игрушкой был «Мини-Купер» с жесткой подвеской, и я испытывал его выносливость и надежность. Которая оказалась под вопросом, ибо однажды он загорелся, когда я кружил на нем по парковке.
Я сумел быстро вытащить трех моих ангелочков. Но, признаюсь, не особенно гордился